|
Едва коснулся пальцами лоскутка, как ноздри дрогнули от едва слышного запаха. Все тот же терновник, дикий своевольный запах. Запах, который шел от ее волос, ее одежды. Пальцы с непривычной бережностью сняли ткань. Он почти увидел, как древлянка с разбега упала под опасно нависший ствол. Стоит только обломиться хоть одной ветке, остальные не выдержат... Страх ударил в грудь с такой силой, что он ощутил резкую боль. Ветки уже подрагивают, гнутся, а тяжелый ствол, способный раздавить в лепешку пару дюжих медведей, в любой момент может рухнуть на землю! Уф, все-таки, судя по следам, проползла под створом сквозь завесу веток, извиваясь, как ящерица. Еще раз кольнуло в сердце, когда заметил на остром суку капельку свежей крови. Поцарапалась дурочка, а вдруг даже поранилась? У нее кожа такая нежная, шелковистая на ощупь, незащищенная. Ее может повредить листок, упавший с дерева! Он посмотрел на свои мускулистые руки почти с ненавистью. Кожа — как у черепахи панцырь, сухожилия — просмоленные канаты! Выругался в бессилии. Все-таки лес не для женщин. Даже рожденных в самой дремучей чаще. Павка подъехал, когда Ингвар свистел, заложив четыре пальца в рот, подзывал коня. Дружинник держался ниже травы, тише болотной воды. Стыд и срам были на лице, а глаз не подымал вовсе. Когда заговорил, голос вибрировал, как осенний лист на осеннем ветру: — Там сплошные завалы. Еще с прошлой войны остались! — Что тебе мешает еще? — свистящим от бешенства голосом спросил Ингвар. — Да нет, ничего! Просто обогнем, только и делов. — След потеряем. — Вряд ли она свернет. Отсюда, ежели по прямой, как ворона летит, не больше сорока верст до земель древлян. — Ворона только в степи летает по прямой, — напомнил Ингвар раздраженно. Лес наполнялся голосами, храпом испуганных коней. Их заставляли опускаться на колени, проползать под зависшими на ветвях деревьями, переступать валежины, осторожненько обходить трухлявые пни, под которыми могли оказаться ямы. Наконец Боян сказал со вздохом: — Все. Дальше не пройти. — Надо возвращаться, — сказал Павка с надеждой. — Другого пути нет, — сказал еще кто-то. — Есть — отрезал Ингвар. — Куда? — спросил Павка отчаянно. Ингвар ответил так, как и боялся услышать от него Павка: — Вперед! Пешими. Коней оставили под присмотром двух дружинников, а сами пошли продираться сквозь чащу. Теперь было проще, человек пройдет там, где не пройдет ни конь, ни олень, ни ловкая белка. Человек пройдет везде... если ему припечет. Но что припекло их воеводе? Когда даже Ингвар потемнел, как грозовая туча, начал все чаще останавливаться, посматривать назад, Павка вдруг завопил обрадованно: — След!.. Человечий! Боян бросил на друга косой взгляд. Павка запоздало понял, что тот заметил тоже, но смолчал, надеясь, что воевода вот-вот даст приказ повернуть обратно. Оттиск каблука был едва заметен, древлянка и здесь старалась бежать, рискуя вывихнуть лодыжки, либо по стволам упавших деревьев, либо прыгала по выступающим из земли корням, либо неслась, как молодой олененок, по толстому ковру прошлогодних листьев. С коня могли бы не заметить, но, к счастью, сами брели пешими, склонялись под нависающими ветвями, едва-едва носами не вспахивали землю. |
