|
Но молодой дружинник ликовал, раздвигал плечи, выпячивал грудь, и Ольха опустила голову, сказала безнадежно: — Да, я вижу... от Ингвара не уйдешь. — Вот-вот! — подтвердил он довольно. — Ладно уж... А что теперь? — Теперь дождемся Ингвара, — объяснил он словоохотливо. Огляделся. — Да прямо здесь! Ну, только в сторонку от трупов. А то мухи, мыши набегут. С поляны, которую он выбрал для отдыха, хорошо была видна дорога. Когда поедет Ингвар с оставшимися дружинниками, только слепой не заметит. Двое других, Боян и Окунь, привели коней, расседлали и пустили пастись. Ольха с горечью подумала о павших дулебах. Их трупы даже не оттащили с дороги. Все трое развели костер. Солнце только-только окрасило далекий виднокрай, воздух оставался холодным, как лезвие меча. По рукам пошел бурдюк с медовухой, прямо на траву выкладывались ломти хлеба и сыра. В сумке у дулебов нашелся огромный кус мяса, две жареных утки, крупный гусь, и дружинники совсем повеселели. Даже пожелали, чтобы боги взяли дулебов на поля Вечной Охоты. Глава 9 Ольха украдкой всматривалась в лица пленивших ее людей. Все равно в них нет злости, а на нее посматривают даже с сочувствием. Как на красивого теленка, подумала она со злостью, которого пришла пора резать на мясо. Тот самый рус, молодой и самый веселый, она часто слышала его смех и шуточки, принес ей бурдюк с хмельным медом. — Хочешь хлебнуть? — Нет, — ответила она едва слышно. — Меня зовут Павка, — сказал он жизнерадостно, ничуть не смутившись. — Если по-вашему, по-славянски, то Мизгирь. Можешь звать меня и так, мне все равно. Уже все русы говорят и по-вашему, а дети наши и вовсе полянский язык родным сочтут...Это отец мой вашу речь не выучит, годы не те. Хоть сюда еще раньше меня пришел. Еще с Аскольдом. — А как зовут твоего отца? — поинтересовалась она тем же замирающим голосом; — Корчага, — ответил он довольный, что пленница не отказывается от общения. — Хорошее имя, — признала она равнодушно. — Древлянское. У нас тоже каждый десятый либо Корчагин, либо Корчвой, а то и вовсе Корчевский или Корчевич. Все пошли от Корча или Корчаги, что забрел в наш лес лет сто тому. Павка обрадовался: — Вот здорово! А наш прадед тоже пришел на остров лет сто назад. Может быть, родные братья? Княгиня, только свистни, я всегда сородичам в помощь! Его позвали к костру. Он подмигнул Ольхе, убежал. Ольха сидела, прислонившись к дереву, жалкая, понурившаяся. Павка быстро отхлебнул пару раз, на Ольху и оттуда посматривал с сочувствием. Наконец снова оказался возле, предложил жизнерадостно: — Золотоволоска, не плачь... Хошь, я покажу тебе своего страшилку? Ольха на этот раз огрызнулась: — Пошел прочь, дурак. Снова застыла в своем безнадежном горе. Павка сходил к своим, принес ей утиную лапку, зажаренную в ароматных листьях, разогретую над костром. Ольха отказалась. Павка сказал просяще: — Ты такая печальная... Давай, я все-таки покажу тебе своего страшилку? — Сгинь, — отрезала она. Павка в самом деле сгинул к бурдюку, чьи бока усилиями Бояна и Окуня заметно опали, как у отелившейся коровы. Друзья что-то сипло пели на своем языке. |
