Зрачки от страха стали белыми. Окунь оглядел ее, пощупал грудь, пышную, крупную, предложил сочувствующе:
— Надо ее понять, тогда придет в себя. Ее за тем и прислали, чтобы ты потешил плоть. А теперь не понимает, что тебе еще восхотелось.
Ингвар оглядел девку, пышную, краснощекую, молодую. На миг ощутил желание, еще вчера бы без колебаний швырнул ее на ложе, с наслаждением бы
насытил свою звериную половину, но сейчас что-то погасило эту искру. Без натуги, ясным голосом и без сожаления бросил:
— Сам тешь. Настоящий воевода избегает сластолюбия как зверь ловчих ям.
— Ну, — сказал Окунь, — слава богам, я еще не воевода!
Он повернул девку, задрал подол, наклонил, а Ингвар сел на лавку, с облегчением стянул сапоги. Ступни были красные, как у гуся лапы,
распухли. Сапог на стыке с голенищем протерся, протекает. Скорее бы в Киев, там у него три пары в запасе.
Со стороны ложа послышался долгий вздох облегчения. Окунь слез, поддергивая портки, сапоги так и не снимал, а девка все еще не двигалась,
пока Окунь дружески не похлопал по заднице:
— Все, больше не нужна. А нашему воеводе нужна та девка, о которой он говорил. Поняла?
Девка соскочила резво, опустила подол. В глазах уже не было страха, даже сочувствующе улыбнулась грустному Ингвару. Окуню показала язык. Тот
ободряюще погладил по толстой ляжке. Схватив какое-то тряпье, исчезла.
— Думаешь, получится? — поинтересовался Окунь. — Я, что, свое получил... Впервые в жизни удалось опередить Павку! Хоть и на дармовщину.
Девку-то присылали тебе.
— Не получится, — ответил Ингвар отстраненным голосом, мысли его были далеко, — попытаем другую тропку. Не найдем — протопчем. К победе много
путей.
— Еще больше — к поражению, — напомнил Окунь.
Ужинали скудно. Дулебы, рискуя вызвать недовольство, на столы поставили кислые щи да пареную репу. Русы, на что уж проголодались, роптали. Щи
хлебал только неразборчивый Боян, да и тот заметил, что щи — это помои от борща русов.
Ингвар готовился ко сну, когда в дверь постучали. Насторожившись, он кивнул Окуню, будь наготове, открыл дверь, держа за спиной длинный нож.
Из темноты послышался торопливый шепот:
— Это я, Ганка, сенная девка.
— Входи, — пригласил Ингвар.
Девка неслышно скользнула в комнату, обмерла, увидев воеводу русов с обнаженным ножом. А Окунь широко улыбнулся:
— А у меня как раз снова зачесалось в том же месте.
— Я... я... узнала... — пролепетала Ганка.
— Говори, — потребовал Ингвар.
Окунь убрал меч, широко улыбнулся:
— Меня не бойся, красавица. Аль я был груб?
Девка несмело улыбнулась, вряд ли кто называл раньше красавицей, но Окунь умел быть сладкимна язык, а Ингвару сказала поспешно:
— Беглянка за два дома влево. Я вызнала, что она упросила дулебов дать ей ночлег. Утром отправят обратно. Сопровождать будут трое дулебских
витязей.
Ингвар протянул ей на ладони две золотые монеты:
— Сделай из них серьги. Думаю, таких нет даже у жены вашего князя!
Утром вождь дулебов был еще мрачнее, чем вчера вечером. Зыркая исподлобья, пробасил неприятным голосом:
— Великий князь в самом деле собирается к нам на полюдье?
— Как и ко всем, — ответил Ингвар настороженно. |