|
А там полягут остальные. — Пуганая ворона куста боится, — заметил Окунь, — но, по чести говоря, мне тоже не по себе. Похоже на ловушку. Ты им предложи, что останемся вон в том сарае. Нам ведь только переночевать, а утром уедем. Стоит ли нести грязь и пыль в такую чистенькую избу? Для них это прямо княжеский терем! Павка возмутился: — Ингвар! Пошто обижать людей? Нам там снеди наготовили. Авось, все-таки баб молодых подлежат. Мы ж витязи хоть куда! От нас порода только улучшится. А чтобы ее не подпортить, я и ваших девок возьму на себя. Измученные нелепой скачкой через лес дружинники зароптали. Ингвар поймал и насмешливые взгляды. Похоже, начнут еще смотреть какна труса, ставшего воеводой лишь благодаря беспредельной преданности великому князю! Он вспыхнул: — Добро. Но когда вас будут привязывать за ноги к вершинкам, не жалуйтесь! Кто стремится лечь в постель помягче, просыпается на жестком. Не оглядываясь, прошел во вторую комнатку. Ее оставили для воеводы. Окунь пошел следом, спросил в спину: — Как ты ее найдешь? Ингвар нахмурился, но Окунь спрашивал без иронии, без намека на безнадежность искать иголку в стоге сена, к которому де дадут и приблизиться. В голосе молодого, но не по годам рассудительного дружинника было лишь страстное и почтительное желание учиться у более знающего, опытного, умелого. Ингвар ощутил себя как на краю пропасти. Окунь смотрит с обожанием, уверен, что воевода уже знает, как поступить, ему всегда все удается, все у него получается. А когда женится, то черти ему будут детей качать, чтобы по ночам не плакали. — К успеху ведет много дорог, — ответил Ингвар многозначительно. — Бывают среди них и ложные. Но проигрывает тот, кто выбирает только одну. Олег говаривал, что если не помогла львиная шкура... Он повернулся к углу, где стояло его ложе. Там копошилась как ящерица, что торопливо роет нору, сенная девка. Она торопливо стряхивала пыль с ложа, заменяла простыни, стелила новое одеяло, взбивала подушки. — Эй, иди-ка сюда. Девка обмерла, ворох одеял вывалился из ослабевших рук. Медленно обернулась к русам, розовощекое лицо, покрытое веснушками, медленно бледнело. Ингвар поморщился: — Не бойся. Я по другому делу. Здесь у вас находится моя сбежавшая пленница. Если я не смогу получить ее добром, то возьму силой. А это большие неприятности для дулебов. Окунь, слушавший с таким почтением, что раскрыл рот и глупо вытаращил глаза, теперь закрыл рот, пожевал губами: — Ингвар, она даже не понимает, о чем ты. Девку трясло, растопыренными глазами уставилась в лицо грозного руса, поглядывала на его руки, такие хищные, что сейчас схватят, сорвут одежду, будут мять больно и свирепо. Ингвар поморщился: — Я должен был это сказать. А теперь смотри. Он вложил ей в безжизненную ладонь золотую монету. Девка, наконец, оторвала взор от грозного лица. уставилась на монету. Таких отродясь не видывала. С кругляшки золота на нее смотрел горбоносый мужик, голова венце из листьев, а вокруг головы, как слепни, вьются по кругу закорючки. — Если узнаешь что-то о ней, — сказал Ингвар раздельно, — то я добавлю еще две. Но если не узнаешь... то эта монета все равно твоя. Поняла? Девка смотрела расширенными глазами. |
