А «Гамма» ведь, по сути, и есть такое подразделение, наблюдающее за теми, кто проштрафился или вот-вот готов это сделать. Только не с точки зрения государства и закона, а с точки зрения конкретных людей, «Гамму» возглавляющих. А тут свой человек во главе такой государственной структуры — лучшего и желать не надо. Улавливаете наконец, почему я пытался вмешаться?
— Я понимаю ваши мотивы, Валентин Семенович, — сказал Турецкий, — и где-то даже сочувствую вам. Как вы там говорили? Если в тебе постоянно видят только врага, то возникает желание действительно им стать, кажется, так, да? Но я больше ничего не могу для вас сделать. Я пока еще безработный. Но это, видимо, продлится недолго. И если я вас поймаю, а рано или поздно это все же случится, я вас сдам. Мой долг — останавливать таких, как вы. А это будет означать ваш конец. Вас уничтожат. Поэтому лучше просто исчезните.
И тут Турецкий первый раз увидел, как Стасов выходит из себя. Его подбородок дрогнул, а брови взметнулись вверх.
— Послушай, умник, я тоже всю жизнь служу своей стране! Помнишь бумагу, которую я отправил в Минздрав?
— Что-то о волшебной силе мата? Кажется, вы там сообщали, что необходимо основать какой-то «Центр экологического выживания и безопасности».
— Вот-вот! Это не пустые слова. Я — тот самый человек… — Он хотел сказать что-то еще, потом передумал и махнул рукой.
— А что за люди там? — Турецкий кивнул в сторону базы «Гаммы».
— Как вам сказать… Конечно, они не Джеймсы Бонды и не терминаторы. Простые, из плоти и крови человеки. И тем не менее едва ли есть еще профессионалы такого класса. Программа оперативного обучения совершенно уникальна — я-то знаю об этом не понаслышке. Всего сотрудникам преподают два десятка боевых дисциплин. Например: как изготавливать и снимать взрывные устройства, как водить БТР и самолет, как проникать в закрытые объекты. То есть это означает, что азы знают все. А дальше каждый определяется сам — к чему больше лежит душа и тело. В общем, не лезьте вы туда, Александр Борисович, даже не пытайтесь их оттуда выкурить, иначе будет совершенный ад.
Турецкий о чем-то задумался.
— Не выкуривать, говорите?
Фигура Стасова уже растворялась в сумерках.
— Стойте, — закричал Турецкий и в несколько прыжков догнал его.
— Ну что еще?
— Валентин… Эта девушка, сестра Венглинского… Она ведь, кажется, любит вас…
Стасов помолчал.
— Нет, слишком опасно. Моя жизнь ей не подходит.
И они разошлись.
— Победителей действительно не судят? — пробормотал Турецкий. — Посмотрим…
Через несколько минут к нему подошел Денис.
— Вы с кем-то разговаривали или мне показалось?
— Кто тут может быть, кроме нас с тобой и этих типов за забором. Скажи, Денис, ты знаешь, почему победителей не судят? — спросил Турецкий. — Потому что их нет.
— Ну-у, — протянул Грязнов-младший, — у вас вдруг образовался какой-то мрачный взгляд на вещи, Сан Борисыч. Я бы сказал по-другому. Победителей не судят, но… осуждают.
— Тоже неплохо. Спасибо на добром слове.
— Чего там, — хохотнул Денис, — для вас у меня всегда льготный тариф, сами знаете.
— Ты с Максом переговорил?
Денис кивнул.
— Ну а вы чем похвастаетесь?
— Я знаю, что нам нужно. Хороший пожар.
— Чтобы выкурить их оттуда? Сан Борисыч, это наивно, не ожидал от вас.
— Наоборот, чтобы заставить их залечь в нору. |