— Чтобы выкурить их оттуда? Сан Борисыч, это наивно, не ожидал от вас.

— Наоборот, чтобы заставить их залечь в нору. Чтобы они думали так, как ты: будто их собираются выкуривать. А мы тем временем вызовем сюда вертолеты.

— А где мы их возьмем?!

— У меня есть один знакомый, он одолжит, — заверил Турецкий. — А пока что скажи: сколько у нас бензина, чтобы на все хватило? Щербак с Филиппом пусть останутся здесь. Надо же кому-то пожар организовать и проследить, чтобы все было как положено.

— Вообще-то они мои подчиненные. — Денис нахмурился, но на самом деле оттого, что не понимал логику Турецкого.

— Отлично, вот и скомандуй им.

Тут отзвонил Макс. У господина Земляникина действительно есть домик — в деревне Смальцево, в двадцати пяти километрах севернее детского лагеря.

— Поехали, — сказал Турецкий.

— Сан Борисыч, — возмутился Денис, — за кого вы меня держите? Земляникин в Москве! И сын его — тоже там.

— Денис, на этой даче сидит не Земляникин, а друг его семьи.

Рассветало. Всю дорогу даже на джипе преодолеть не удалось. Машину снова пришлось оставить.

Смальцево оказалось больше похоже на железнодорожную станцию, и то заброшенную. Единственно, что как-то оживляло картину, — по железной дороге взад-вперед носилась кучка чумазых пацаненков. А так — разруха была полная. Турецкий с Денисом пересекли ржавый железнодорожный переезд — сомнительно, чтобы здесь ходили поезда. Дети перестали бегать по путям, собрались на соседнем дворе и наблюдали за ними. Денис посмотрел на них, нахмурился.

— Не знаю, — сказал он. — Что-то это ни на что не похоже… Разве может она тут жить? Такая столичная тетка, рафинированная…

Дети услышали его слова и тоже насупились.

— Ничего, скоро узнаем, — пообещал Турецкий, — тут не нужно много времени. Она же переводчик, творческий человек, может, ей тут работается хорошо…

По пустырю, заваленному керосиновыми баками и консервными банками, они пробирались к ветхой веранде. Перед спущенными жалюзи на ближнем окне колыхалась прозрачная клеенка.

— Кажется, нам сюда, — сказал Денис, кивая на жалюзи.

Они осторожно поднялись по ступенькам. Турецкий отвернул назад закатанные рукава пиджака и постучался. Ответа не было.

— Ну вот, — уныло прокомментировал Денис. — Вы все надеетесь, что она тут живет?

— Это твоя информация, — напомнил Турецкий. — И потом, кто-то там есть. — Он приник ухом к двери. — Я уверен.

Он снова постучал, и они уловили шуршание платья и легкие шаги за дверью.

— Отойди за угол, — сказал Турецкий, — дашь мне знать, если это она.

Дверь отворилась, и из нее выглянула высокая стройная женщина, на вид лет тридцати пяти. Турецкому показалось, что за долю минуты, пока открывалась дверь, женщина преобразилась, спрятав лицо под маской тупости и скудоумия, — ее глаза как будто помутнели, подбородок отвис, черты расплылись. Когда дверь только отошла от косяка и женщина кинула на них первый взгляд, он заметил, что ее светлые глаза сверкнули злостью и умом. Теперь же она стояла на пороге, бессмысленно мигая.

— Здесь Земляникины живут, — бодро и утвердительно сказал Турецкий. — Мы насчет досрочных выборов губернатора Московской области… так вы Земляникина? Будете голосовать?

— Нет, — сказала она.

— Что — нет?

— Не Земляникина.