— Ты так говоришь, как будто я и мое подсознание это две отдельные личности.

— Так оно и есть. Вы две отдельные личности, причем не только в психическом, но и в материальном плане. И ты подчиняешься своему подсознанию. Это твой главный хозяин. Он решает, что ты любишь, а что ненавидишь. Чем ты будешь болеть, а чем не будешь. И главное — как будешь себя вести в той или иной ситуации. Количество ситуаций и моделей поведения, запрограммированных в твоем подсознании, не может быть выражено земными числами. В общем, ты не делаешь ничего без команды подсознания. Вот сейчас ты потер подбородок. Это ты получил команду от подсознания: «Потри подбородок».

— А кто хозяин моего подсознания?

— Всемирный баланс.

— Что это?

Яков засмеялся:

— Не ломай мозги. Закон всемирного баланса — это основа теории Кардинала, но он его никогда не познает до конца. Его никто не познает до конца. Мы можем выхватывать только его частички типа закона всемирного тяготения, закона сохранения массы или энергии, ну и другие примитивы типа теории относительности.

— Это примитив?

— В сравнении с Законом всемирного баланса — да. Но хватит об этом. Давай о деле. Николай Иванович просил, чтобы ты продолжал контакты с Любимовым и постарался запоминать все, о чем вы будете говорить, и все, что он будет делать во время ваших контактов. Особенно постарайся запоминать его вопросы.

— Не проще ли сунуть мне под пиджак записывающую аппаратуру?

— Исключено. Она будет обнаружена.

7. О ЧЕМ НИКТО НЕ ЗНАЛ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

КОГДА ЖЕ ОКОНЧИТСЯ ТЫСЯЧА ЛЕТ, САТАНА БУДЕТ ОСВОБОЖДЕН ИЗ ТЕМНИЦЫ СВОЕЙ И ВЫЙДЕТ ОБОЛЬЩАТЬ НАРОДЫ, НАХОДЯЩИЕСЯ НА ЧЕТЫРЕХ УГЛАХ ЗЕМЛИ…

Келья каящегося представляла собой маленькую комнатку, вырубленную в скале, к которой примыкал монастырь, размером в десять квадратных метров. Жесткая лежанка, деревянный стол, стул, распятие и свеча составляли все убранство. Келья сильно смахивала на тюремную камеру, но ее обитатели, люди, как правило, скрывающиеся от смертельной опасности, не замечали этого. Тем более, что дверь в келью была всегда открыта, и ее обитатель знал, что может в любой момент ее покинуть.

В это утро незнакомец позавтракал миской каши, приготовленной из дикой пшеницы, куском хлеба и стаканом воды, которые ему принес молчаливый монах.

Он лежал на топчане, заложив руки за голову вместо подушки, и размышлял. Лицо его было спокойным и даже каким-то умиротворенным. В отличие от бытовых философов, которые рассматривают жизнь как театр, а себя и окружающих как актеров, он рассматривал существование в этом мире как охоту, где люди разделяются на дичь и охотников. Всю жизнь он был охотником. И теперь, впервые оказавшись в роли дичи (а он знал, что рано или поздно станет дичью, что было обусловлено правилами той игры, в которую он ввязался много лет назад), вспоминал всех тех, кого он обкладывал, как зверей в берлоге, методично и искусно, а также тех, кого он не обкладывал, а просто уничтожал, стреляя из засады. Много отстрелянной или посаженной им в клетку дичи прошло перед глазами, и поэтому он не чувствовал какой-либо обиды на жизнь, которая так резко изменила его существование. В обычных условиях он бы сейчас думал, как перестать быть дичью и снова стать охотником, но сейчас, когда в роли охотника выступала невиданная им доселе жестокая и всемогущая сила, его мысли были направлены только на одно — спасение.

Он с благодарностью вспоминал своего инструктора, одноглазого старика, прошедшего огонь и воду (медных труб в их системе удостаивались немногие и, как правило, после смерти), который на прощанье дал ему координаты обители Сан-Джованни и сказал: «Запомни, если тебя обложат, если ты увидишь, что уйти невозможно, пробирайся туда.