«ЭТА ГРУППА ЛЮДЕЙ ПОСТАВИЛА СЕБЕ ОЧЕНЬ ТОЧНУЮ ЗАДАЧУ. ОНИ ПЫТАЮТСЯ УТВЕРЖДАТЬ, ЧТО ЕСЛИ В АМЕРИКЕ ПРАВЯТ ДВАДЦАТЬ ИЛИ ТРИДЦАТЬ СЕМЕЙ И АМЕРИКА ПРИ ЭТОМ СИЛЬНАЯ И МОГУЩЕСТВЕННАЯ СТРАНА, ПОЧЕМУ В РОССИИ НЕ МОГУТ ПРАВИТЬ, НАПРИМЕР, ТРИНАДЦАТЬ. И ПОЧЕМУ РОССИЯ С ЭТИМИ ЛЮДЬМИ ТОЖЕ НЕ СТАТЬ СИЛЬНОЙ И МОГУЩЕСТВЕННОЙ СТРАНОЙ? ОНИ ЗАБЫВАЮТ ОДНО: ЭТИ СЕМЬИ В АМЕРИКЕ ПОДНИМАЛИСЬ ВМЕСТЕ С АМЕРИКОЙ. В РОССИИ ДРУГАЯ СХЕМА: ЗДЕСЬ ЭТИ ЛЮДИ ВОЗНИКЛИ ИЗ НЕБЫТИЯ, РАЗРУШИВ ЭКОНОМИКУ СТРАНЫ И СКОНЦЕНТРИРОВАВ ДЕНЬГИ, КОТОРЫЕ В РЕЗУЛЬТАТЕ ТАКОГО РАЗРУШЕНИЯ У НИХ ПОЯВИЛИСЬ, А ТЕПЕРЬ ИСПОЛЬЗУЮТ ЭТИ ДЕНЬГИ, ЧТОБЫ УТВЕРДИТЬСЯ ВО ВЛАСТИ, ПРОДОЛЖАЯ РАЗРУШАТЬ ЭКОНОМИКУ. ОНИ КАК БЫ ПЫТАЮТСЯ СОЗДАТЬ СЛАБУЮ СТРАНУ, КОТОРОЙ ЛЕГЧЕ УПРАВЛЯТЬ. И ЭТИ ТРИНАДЦАТЬ БУДУТ ВОЗРОЖДАТЬ НОВУЮ РОССИЮ, НО УЖЕ „ПОД СЕБЯ“».

Там же.

В двери заскрипел ключ, и вошел Рощин. Мое тело настолько затекло, пока я стоял в согнутом положении, засунув голову в камин, что воспринял его приход с радостью узника, освобождаемого из колодок. Рощин и Марина, взглянув на мое багровое лицо, едва сдерживали смех. Получив очередную пачку баксов, Сергей вывел нас каким-то черным ходом на улицу.

В машине Марина задала только один вопрос:

— Николай Иванович знает об этом?

Меня это разозлило.

— Во-первых, запомни, что твой начальник я, а не Николай Иванович. Во-вторых, я в автономном плавании и к Николаю Ивановичу обращаюсь только в самом крайнем случае. Тебе все ясно?

Она усмехнулась и кивнула:

— Помни только одно. Ты не профессионал. Ты — оперативник волею случая. И можешь сгореть, как бабочка.

— А ты профессионал? — спросил я с издевкой.

— Более высокого класса, чем ты думаешь, — холодно сказала она. Всю оставшуюся дорогу мы молчали.

В офисе меня с нетерпением ожидал Винер. Он сидел в моем кабинете и серьезно разговаривал с Вельзевулом, который слушал очень внимательно.

— Итак? — спросил я, садясь в кресло напротив него.

Яков вместо ответа достал из нагрудного кармана фотографию и протянул мне. С пожелтевшей фотографии на меня смотрели двое. Моложавый, лет сорока Эдуард Валентинович и почти юный Николай Иванович. Лет двадцать, двадцать два — не старше. На обратной стороне фотографии виднелась четкая надпись. «Любимому ученику и другу Коле от старого учителя». И подпись: «В. Любимов».

— Постой, — недоуменно сказал я. — Почему «В»? Его зовут Эдуард.

— Это он? — спросил Яков.

— Он. Только я ничего не понимаю. Должно быть Э. Любимов.

— Теперь он не Виктор Петрович Любимов, а Эдуард Валентинович. Фамилия тоже другая. Скоро выясним.

Кардинал мне всегда называл его, когда хотел сослаться на гениальность. Николай Иванович сразу после МГУ начал свою научную деятельность в лаборатории прикладной психологии одного закрытого института ВПК. Любимов и был его первым научным руководителем и заведующим лабораторией. Именно с нашим Кардиналом Любимов начинал первые исследования в области человеческого подсознания, которые в конечном итоге вылились в государственный переворот и распад Советского Союза. Николай Иванович был его любимым и самым талантливым учеником.

— А ты уже ученик Николая Ивановича?

Винер кивнул и потянулся за сигаретой.