Изменить размер шрифта - +
ВЕРОЯТНО, К КАЖДОЙ ЛИЧНОСТИ БЫЛ СВОЙ „КЛЮЧ“».

«Оракул», Na 4, 1997 г.

 

— Если согласитесь, — улыбнулся доктор, — то все узнаете. Ну, так как?

— Была не была. Согласен, — сказал я, выражая полную готовность послужить науке.

— Дружище, — обратился ко мне Гусенко (видимо, это обращение очень популярно у членов клуба), — если не возражаете, моя машина сейчас отвезет вас в офис, а я еще задержусь. Мое здоровье, к сожалению, требует более тщательного и длительного лечения.

На прощанье Эдуард Валентинович пожал мне руку, причем его рука была холодная, как у мертвеца.

Вернувшись в офис, я тут же вызвал Винера и, рассказав ему все, что произошло со мной час назад, попросил Марину прислать ко мне Богданова. Нежный, как я про себя называл начальника службы безопасности, явился незамедлительно. По моему виду он сразу же понял, что дело важное, поэтому начал доклад без лирических вступлений, до которых он был большой охотник.

— Ты общался с профессионалами высшего класса, — сказал Богданов. — За тобой шли шесть наших машин, и пять из них были отсечены сопровождением «мерса», в котором ты находился. Если бы я не догадался вшить тебе в пиджак «маячок», мы бы потеряли тебя через десять минут.

— Ты установил, где я провел два часа?

Богданов кивнул с выражением лица, означавшим «обижаешь, начальник».

— Конечно. Это стоило пять тысяч баксов.

Он тяжело вздохнул, а я досадливо поморщился. Баранов в финансовых вопросах был более привередлив и мелочен, чем мой финансовый директор или главбух. Видимо, привычку считать копейку ему привило демократическое правительство, когда он служил в спецназе, по полгода не получая зарплату и кормя жену с двумя детьми картошкой без масла и бутербродами, которые ему выдавали в офицерской столовой, чтобы он физически был в состоянии изображать подобие службы.

Докладывая результаты работы, Богданов, обычно импульсивный, был спокоен и непроницаем. Винер же, которого можно было обычно сравнивать с мраморной статуей, смотрел на меня глазами подводника, после полугодового плавания увидевшего на причале герл с голыми коленками.

— Я не имею в виду географическое местонахождение. Ты узнал, что это за заведение?

— Я же сказал, что потратил на это пять тысяч баксов. И то по большому знакомству, поскольку раньше это заведение было самой секретной структурой КГБ, а затем ФСБ. Знаешь, жизнь — большая шалунья. Я помню, как…

— Не тяни. Выкладывай. Лирика потом, — пресек Яков его попытку углубиться в воспоминания.

— Это бывший НИИ КГБ, занимавшийся вопросами изучения высшей нервной деятельности человеческого организма. Обозначался он тогда как «Объект № 1». Помимо шефа КГБ о нем знали еще только два-три человека. В институте были собраны лучшие в Союзе спецы в области математики, электроники и мозга. Там создавалось психотронное оружие. Осенью 96-го в связи с недостатком средств институт был выведен из структуры ФСБ и рассекречен. Естественно, всю информацию об его прежней деятельности ликвидировали. Людей, которые слишком много знали, тоже.

— Кто ликвидировал? ФСБ?

— Неизвестно. Но полагаю, что нет. Так вот, институт был передан Российской Академии наук, но вследствие отсутствия финансирования было принято решение об его ликвидации. Тогда научный коллектив его приватизировал.

— На что он теперь существует?

— На что существуют частные институты?

— Разработка технологий. Медицинские услуги. Ну и спонсорство, конечно.

— Личный состав института?

— Имена ничего не говорят.

Быстрый переход