«Кто мог заставить тебя покончить с собой и как?»

Вопрос пришел легко и не вызвал ни малейшего сомнения в верности построенной формулировки: именно заставил, только кто и как? А главное — зачем? Кому ты помешал, хороший и добрый парень Кирилл Бекасов?

Ветровский тяжело вздохнул, отворачиваясь. Смотреть на мертвое, чуть искаженное предсмертной болью лицо было тяжело.

Отвернулся — и на миг встретился взглядом с холодными глазами цвета чайной розы.

Полноватый мужчина лет сорока стоял у самой стены и с выражением странной задумчивости на привлекательном, располагающем лице медленно оглядывал собравшихся, то и дело возвращаясь к Кириллу. Казалось бы, ничего особенного в мужчине не было, не считая странного оттенка глаз, но Стас на миг почувствовал, как по позвоночнику прокатилась ледяная дрожь подсознательного страха.

В этот момент кто-то тронул его за плечо. Ветровский обернулся — за его спиной стоял тот самый темноволосый молодой человек, что держался чуть поодаль друзей и родителей Бекасова, но с самого начала церемонии не отходил от гроба ни на шаг.

— Вас ведь Станислав зовут? — спросил он.

Ветровский кивнул.

— Да. Кажется, мы с вами не знакомы…

— Алексей. Я был… другом Кирилла. Очень близким другом. Он говорил мне о вас, о вашей группе. И я подумал, что именно вы сможете мне помочь.

— Почему именно я? — удивился Стас.

— Хотя бы потому, что вы — один из немногих, кто вообще умеет помогать. — По губам Алексея скользнуло подобие улыбки.

— И в чем же вам нужна помощь?

Друг Кирилла нервно огляделся, прикусил губу.

— Здесь слишком много людей, да и, если честно, безумно хочется курить. Вы не против выйти на улицу?

Едва оказавшись за дверьми центрального зала, Алексей сунул в зубы сигарету. Сжал зубами фильтр, едва не перекусив его, и посмотрел в глаза собеседнику. Его взгляд был полон тоски и боли, а еще — решимости.

— Стас, вы верите, что Кирилл мог покончить с собой? — тихо спросил он.

Ветровский несколько секунд помолчал, а потом медленно помотал головой:

— Нет. Кирилл — не мог. Он был… не из той породы.

— Я знаю. Я знаю… знал Кирилла ближе, чем можно представить, наверное, я знал его лучше, чем кто-либо еще. Но, увы, я знал недостаточно. — Он достал зажигалку, прикурил. Стас заметил, что пальцы Алексея подрагивали. — За два часа до своей смерти он отправил мне письмо. Обыкновенное бумажное письмо, в простом белом конверте без надписей. Он просто бросил его в почтовый ящик в моей парадной. И теперь я могу с абсолютной уверенностью утверждать, что Кирилла убили.

II

Они ни в кого не верят

И никогда не плачут…

Есть ли у человека душа? А если есть — то что она такое, зачем нужна? Нести бремя прегрешений после смерти, или скитаться бесчисленной чередой перерождений, или раствориться, уйти в небытие, когда прекратит свое существование бренное тело? А может, душа уходит в тот миг, когда тело покидает разум, и лежащий в состоянии овоща паралитик уже лишен этой загадочной субстанции, по некоторым версиям отличающей людей от животных? Впрочем, иные версии предполагают наличие души и у зверей, а то и у растений — мало ли кем был «в прошлой жизни» чахлый парковый клен, какие преступления совершал в бытность свою человеком, за что переродился даже не собакой или, на худой конец, мышкой — а деревом? Если же душа есть частица Бога, то откуда же Он берет все новые и новые души и куда расширяет территорию рая и ада? Ведь за два тысячелетия их официального существования и кущи, и геенна должны были бы переполниться.