Будто бы он не полноценный. Как будто у тебя не было детства, не было жизни. Я видел ловцов, отрезающих свой сон и создающих себе новый. Но полностью отрезать и уничтожить сон невозможно, всегда остаются отпечатки в калейдоскопе. А у тебя их нет.
— Мне всего годик, — пожал я плечами.
— Глядя на твое поведение, начинаешь верить. Знаешь, кто такие Шики?
Я напрягся. Об этом говорил Стефан. Мой потерянный сон был с меткой Шики, это про татуировку на роже.
— Они чем-то не угодили калейдоскопу. И еще у них тату на лице.
— Метка Гипноса. Она проявляется, только если человек накинет свой сон наяву. Но у особо сильных отпечатывается и на коже без всякого сна. Черный цвет мантии, как у тебя, выдается только Шики.
— Но у меня нет никакой метки.
— Как и у твоего сна.
— И часто у вас в академии такие бывают?
— В академии не часто. Но определительные артефакты вроде мантий студиозов используют повсеместно. Они отличаются по силе и точности. Например, кресло в котором ты сидишь, показывает больше деталей и нюансов.
У меня в груди все похолодело, но я постарался не дергаться и не опускать взгляд.
— Не напрягайся, нам не нужно видеть твой браслет, чтобы знать его цвет.
Я медленно вытащил руку из кармана и уставился на зеленоватый металл, пересеченый дорожками извилистых рун. Посмотрел на магистра Ки и вздохнул.
— Если скажу, что это не мое, вы мне вряд ли поверите?
— Вообще ни на секунду. Но если ты кому скажешь поискать якорь в твоей заднице, то они могут и поверить, так что не рекомендую.
— Понял, никаких шуток про задницу.
— Что бы ты понимал, моя работа в академии заключается в том, чтобы курировать особенных студиозов. И следующие десять лет, судя по всему, будут для меня самыми трудными из-за твоего друга. А я уже не молод.
— Это вы про Хоупа? Зря вы так с его правым рукавом обошлись, он этого не простит.
— Я учту, — продолжил магистр серьезным голосом. — Знаешь, что обозначает лазурный цвет?
— Это все знают, — догадался я по тону вопроса.
— А ты?
— А мне-то откуда? Я же из Лира.
— Конечно, рассказывай. Я за свои века уже навидался ловцов из Лира. Ни один там даже не бывал. Сколько ни спрашивал, никто ничего толком рассказать не смог.
— Первое правило жителя Лира — никому не говорить о Лире.
— Ладно, признаю, из всех ловцов из Лира, ты самый Лиранутый.
— Почту за честь. Папенька будет мною гордиться.
— Лазурный, он как синий у ремесленников. А они в свою очередь — самые распространенные среди ловцов. По сути, ремесленники и есть калейдоскоп. Они основная движущая сила мира снов.
— Это как со сновидениями, — сообразил я. — Чем популярнее, тем сильнее.
— Что-то вроде. Лазурный цвет олицетворяет мир снов. А ловец, что определяется этим цветом, считается сыном бога.
Повисла пауза, пока магистр ожидал моей реакции. Я держался, как мог, а затем начал ржать во всю глотку и смог остановиться лишь спустя несколько минут.
— Что смешного?
— Надеюсь, Гипнос не очень мстительный бог, — а потом я вспомнил рассказ о сожженной деревне возле Золотого Леса и снова рассмеялся. — Вы загнобили мессию, который должен всех спасти? Да он людей ненавидит теперь.
— Потому я и говорил про самые сложные десять лет в моей жизни, — вздохнул магистр Ки. — Мы не знаем, зачем он здесь. Но ничего хорошего это не предвещает.
— Это почему еще? Я не особо шарю, но Гипнос вроде нормальный парень. |