|
- Хм... - Что вы сказали? - Я? Ничего. Это вы говорите без умолку, и я не пойму, к чему вы клоните. Наверху снова послышалось какое-то движение. По-видимому, Кавр одевался. - Она живет далеко отсюда? - В конце улицы, в тупичке... Дом с тремя каменными ступеньками... - А мой друг Кавр, что остановился у вас, еще не был у нее? - Интересно, как он мог пойти к ней, если он только встает? - Он пробудет здесь несколько дней? - Я этим не интересовалась... Хозяйка распахнула окна, чтобы откинуть ставни, и Мегрэ увидел, что на улице уже почти светло, но утро пасмурное. - А как вы считаете, Ретайо в тот вечер был пьян? Она вдруг огрызнулась: - Не больше, чем вы, хотя вы и пьете коньяк ни свет ни заря! - Сколько с меня? - Два франка. Гостиница "Три мула", более современная на вид, находилась как раз напротив, но Мегрэ не счел нужным заходить туда. Кузнец разводил огонь в своей кузнице. Какая-то женщина прямо с порога дома выплеснула на середину улицы ведро помоев. Раздался слабый звоночек, напомнивший Мегрэ его детство, и из лавки булочника с батоном под мышкой выбежал мальчик в деревянных башмаках. В окнах, когда Мегрэ проходил мимо, колыхались занавески. Чья-то рука протерла запотевшее стекло, и он увидел старое, морщинистое лицо с красными, как у Кадавра, веками. На правой стороне улицы возвышалась церковь из серого камня с потемневшей от дождя шиферной крышей, и из нее вышла женщина. Худощавая, лет пятидесяти, одетая в глубокий траур, она держалась очень прямо. В руке у нее был молитвенник, завернутый в кусок черного крепа. Не зная, куда идти дальше, Мегрэ остановился на углу небольшой площади, над которой дорожный знак предупреждал автомобилистов: "Школа". Мегрэ проследил глазами за женщиной. Он увидел, что, дойдя до конца улицы, она свернула в какой-то тупичок, и сразу же почему-то решил, что это мадам Ретайо. Вспомнив, что Кавр еще не был у нее, Мегрэ поспешил вслед за ней. Он не ошибся. Когда он вошел в тупичок, женщина уже поднялась по трем ступенькам к двери небольшого домика и вынула из сумочки ключи. Несколько минут спустя Мегрэ постучал в стеклянную дверь, завешенную изнутри гипюровой занавеской. - Войдите. Женщина только успела снять пальто и шляпу с крепом. Молитвенник еще лежал на покрытом клеенкой столе. В белой эмалированной плите горел огонь. Решетка плиты была тщательно начищена наждаком. - Простите, мадам, что я побеспокоил вас. Вы мадам Ретайо? Мегрэ чувствовал себя не слишком уверенно: она ни словом, ни жестом не пыталась подбодрить его. Она стояла в ожидании, скрестив руки на животе, и лицо у нее было будто восковое. - Мне поручили провести следствие в связи со слухами, что ходят о смерти вашего сына... - Кто поручил? - Я комиссар Мегрэ, из уголовной полицией Смею вас уверить, что следствие не носит официального характера. - Что вы хотите сказать этим? - Что дело еще не передано в суд. - Какое дело? - Вы, вероятно, знаете, мадам, - простите, что я говорю о столь тяжелых вещах, - что вокруг смерти вашего сына ходят разные слухи... - Людям рта не заткнешь... Чтобы выиграть время, Мегрэ стал разглядывать фотографию в овальной позолоченной рамке, которая висела на стене, слева от кухонного буфета орехового дерева. Это был портрет стриженного бобриком мужчины лет тридцати, с пышными усами. - Ваш супруг? - Да... - Если не ошибаюсь, он погиб в результате несчастного случая, когда ваш сын был еще ребенком. Мне рассказали, что вам пришлось судиться из-за пенсии с молочным заводом, где он служил. - Вам наплели невесть что. Ни с кем я не судилась. Владелец завода, месье Оскар Друз, сделал все, что требовалось без всякого суда. - А позже, когда ваш сын вырос, он взял его к себе в контору. Ваш сын был счетоводом у него? - Временно - помощником управляющего. |
