|
- Ты простудишься, Женевьева. - Нет, мама. Я накину что-нибудь на плечи. Женевьева принесла из кухни зажженный фонарь. Они вышли в переднюю, и Мегрэ помог ей надеть плащ. - Что вы хотите посмотреть? - тихо спросила она. - Выйдем во двор. - Пройдемте здесь, чтобы не обходить дом... Осторожно, ступеньки... Двери хлева были раскрыты, там горел свет, но сквозь пелену тумана ничего нельзя было различить. - Ваша комната, кажется, вон та, над нами? - Да... Я догадываюсь, о чем вы думаете... Он входил не через дверь, как вы понимаете... Идемте... Видите приставленную лестницу?.. Она всегда здесь... Ему оставалось только передвинуть ее правее метра на три... - Где спальня ваших родителей? - Через три окна. - А окна между?.. - Одна комната для гостей, там сегодня ночевал месье Альбан, а вторая всегда заперта-в ней умерла моя сестренка. Только у мамы есть от нее ключ. Женевьеву знобило, но она старалась скрыть это: ей не хотелось, чтобы Мегрэ подумал, будто она стремится скорее закончить разговор. - Ваши родители никогда ни о чем не догадывались? - Нет. - А когда это началось? Женевьеве не пришлось долго вспоминать. - Три с половиной месяца назад. - Ретайо были известны последствия вашей любви? - Да. - Каковы были его намерения? - Во всем признаться моим родителям и жениться на мне. - Чем он был так взбешен в последний вечер? Мегрэ пристально смотрел на девушку, пытаясь в темноте увидеть выражение ее лица. По ее молчанию он понял, что она ошеломлена его вопросом. - Я спросил вас... - Я слышала. - Так что же? - Не понимаю... Почему вы решили, что он был взбешен? Руки у Женевьевы дрожали, как недавно у мадам Но. Фонарь так и плясал в ее руках. - В тот вечер между вами не произошло ничего особенного? - Нет, ничего. - Альбер выбрался через окно, как обычно? - Да... Ночь была лунная... Я видела, как он пошел в глубь двора, чтобы там перелезть через забор и выйти на дорогу... - В котором часу это было? - Около половины первого... - Он всегда оставался у вас так недолго? - Что вы хотите сказать? Женевьева старалась выиграть время. В окне, близ которого они стояли, было видно, как старая кухарка ходит взад и вперед по кухне. - Он пришел к вам около двенадцати. Я думаю, что обычно он уходил не так скоро... Вы не поссорились? - Почему мы должны были поссориться? - Не знаю... Я просто спрашиваю... - Нет. - Когда он собирался поговорить с вашими родителями? - Вскоре... Мы ждали удобного случая... - Постарайтесь все вспомнить... Когда он уходил, вы нигде не видели света?.. Не слышали никакого шума?.. Никого не заметили во дворе? - Нет, никого... Клянусь вам, господин комиссар, я ничего не знаю. Вы можете мне не верить, но это правда... Никогда, слышите, никогда я не признаюсь отцу в том, в чем я призналась вам сегодня ночью. Я уеду... Я еще не знаю, что я сделаю... - Почему вы мне это рассказали? - Трудно сказать... Испугалась... Подумала, что вы все раскроете и скажете моим родителям... - Давайте вернемся в дом. Вы дрожите... - Так вы не скажете? Мегрэ колебался. Он не хотел связывать себя обещанием и только прошептал: - Доверьтесь мне. Неужели он тоже "из тех", выражаясь словами Луи? О, теперь он великолепно сознавал, что это значит. Альбер Ретайо мертв. Похоронен. И большинство жителей Сент-Обена считают, что, раз юношу невозможно воскресить, разумнее всего больше не вспоминать об этой истории. Быть "из тех" означало принадлежать к этому большинству. Ведь даже сама мать Альбера Ретайо была "из тех", вот почему она делает вид, будто не понимает, из-за чего поднялся весь этот шум. А те, гго вначале был не с ними, постепенно переметнулись в их лагерь. Вот Дезире божится, что никакой кепки он не находил. Какая, мол, там еще кепка? А между тем сейчас у него завелись деньжата, он может пить вволю, он послал пятьсот франков негодяю сыну. Почтальон Иосафат не помнит, чтобы он видел ты-сячефранковые бумажки в супнице. |
