сажен… 2000 рублей Бляхеру… Дело о розыске человеческих костей близ тропы на Селакар…» — и тому подобное. Бумага была добротная, снежно–белая, с тиснеными знаками фабрик то князя Паскевича, то наследников Сумкина. Чуждо выглядели затесавшиеся сюда же два грубых серых листа, покрытые корявыми, но разборчивыми буквами. Бездумно, все еще пребывая в мыслях о Жухлицком, Зверев глядел на них, пока они не стали складываться в слова и приобретать какой–то смысл. «Постой–ка, что это такое?» Зверев встрепенулся, тряхнул досадливо головой и стал торопливо читать.
Его высокоблагородию господину горному
исправнику частных золотых приисков
Баргузинской округи управляющего золотыми
промыслами купца Жухлицкого
иркутского мещанина Ивана Севрюгина
ДОНЕСЕНИЕ
Из числа находящихся в работе на Богомдарованном прииске промышленника Жухлицкого поселенец Нерчинского округа Татауровской волости Улетуевского селения Николай Иванов в 27–е число ноября сего года волею божьей помер. Тело Иванова через три дня после смерти предано земле. О чем Вашему Высокоблагородию имею честь донести и представить билет поселенца Иванова за № 241, опись оставшемуся имуществу после смерти и расчет о заслуге его.
Управляющий Иван Севрюгин.
ОПИСЬ
имуществу, оставшемуся после смерти поселенца Нерчинского округа Татауровской волости Улетуевского селения Николая Иванова
Шапка суконная с триковым околом, ветхая 40 коп.
Рукавицы барановые, ветхие 10 коп.
Куртик крестьянского сукна, ветхий 5 коп.
Азям верблюзей шерсти, ветхий 20 коп.
Подвертки суконные, ветхие 5 коп.
Шаровары дабовые синие, ветхие 25 коп.
Кушак бумажный, ветхий 10 коп.
Полушубок киргизский, ветхий 50 коп.
Шилья сапожные, наперсток 5 коп.
Огниво брацкой работы, подпорченное 5 коп.
Итого 1 руб. 75 коп.
При описи находились красноярский мещанин Давид Андреев, крестьянин Нерчинского округа Татаурской волости Карп Овсянников, иркутский мещанин Андриан Щипицын, управляющий Богомдарованным прииском Иван Севрюгин.
На втором листе сверху было крупно написано: «Расчет с поселенцем Татауровской волости Улетуевского селения Николаем Ивановым». Ниже лист был разделен чертой на две половины. Слева стояло: «Выдано на Чироканской резиденции», а справа — «Заслуги» и «Поступил конюхом сентября 1–го дня».
Покойный Николай Иванов получил в задаток 30 рублей деньгами, а сверх того за три месяца материально: рубаху сарпинковую (по цене 1 руб. 50 коп.), шаровары дабовые (1 руб. 40 коп.), бродни (1 руб. 80 коп.), сукно крестьянское (75 коп.),— оно, видно, и пошло на подвертки суконные, ветхие,— плис черный, вареги шерстяные, чай кирпичный большого размера, масло скоромное, шубу киргизскую (6 руб. 50 коп.) — видимо, это она в том же ноябре месяце, но уже превратившись в «полушубок киргизский, ветхий», была оценена после смерти Иванова в 50 коп.,— и прочую мелочь. Всего — 66 руб. 02 коп.
Из левого столбца Зверев узнал, что Иванов в сентябре проработал 30 дней, заслуга — 10 руб.; в октябре проработал 26 дней, болел 5 дней, заслуга — 8 руб. 70 коп.; в ноябре проболел 26 дней, а на двадцать седьмой «волею божьей помер», заслуг — естественно, нет.
Посмертный итог поселенца Николая Иванова, подведенный внизу под жирной чертой, был деловито краток: «Остался должен 47 руб. 32 коп.».
Отложив листки в сторону, Зверев задумался. История в общем–то обычная. В качестве окружного инженера ему приходилось не раз участвовать в расследованиях несчастных случаев на рудниках, приисках, угольных копях. Людей заваливало под землей, убивали в пьяных драках, они угорали в забоях, умирали от болезней,— ко всему этому Зверев как–то незаметно привык, как к неизбежному злу, акты подписывал, сохраняя служебное хладнокровие. |