Вот Зина Мелейко – кличка «Лошадь Пржевальского». Такую клиентуру снимает – равных нет. По-итальянски чешет, по-фински. Сама шведско-русский разговорник составила. На нашу тему. Многие начинающие у нее переписывать брали. По четвертачку. Недорого. Ей только поддавать нельзя – нехорошая становится. Она и сейчас под банкой…

Подружка моя закадычная – Сима-Гулливер. Была мастер спорта по волейболу. Очень крутая телка! Любого клиента до ста долларов дотянет. Меньше не ходит. Макияж наведет – глаз не оторвать. Голова – совет министров. Из чего угодно деньги сделает…

Нинка-Кисуля. Фирмач на фирмаче, сама всегда в полном порядке. С утра бассейн, потом теннисный корт, обед только с деловыми людьми. К вечеру – работа. Английский, немецкий, финский, конечно… Ленинградская специфика. Я Кисулю очень уважаю. Они с Гулливером меня по первым разам в свет выводили…

А за столом – по другую сторону баррикады – «спецы». Сегодня их трое. Все, конечно, в гражданском. В ментовской форме они только для удостоверений сфотографированы. Лет им столько же, сколько и нам, от двадцати четырех до тридцатника. Все с образованием. Кто университет кончил, кто политех, кто инфизкульт. Ну и какие-то курсы милицейские. И правильно! Тут сразу двести двадцать с погонами. Толя вон даже двести девяносто имеет как капитан. Не фонтан, конечно, но хоть что-то. У всех дети. У некоторых даже по двое…

– Присаживайтесь, присаживайтесь, Татьяна Николаевна. И продолжим наши игры, – Толя совсем близко поднес бумагу к очкам. – Где это мы остановились? А, вот… «Обязуюсь ходить в школу, закончить десятый класс и получить аттестат…»

– Половой зрелости, – вставила Зинка Мелейко. Все-таки она была перегружена выше нормы.

– Зинаида Васильевна, мешаете, – укоризненно сказал Толя и снова уткнулся в бумагу: – «Кроме того, даю честное комсомольское слово не посещать гостиницы «Интуриста» и больше никогда не заниматься проституцией». Наталья, это объяснение кто писал неделю тому назад?

– Ну, я, – школьница разглядывала потолок.

– В который раз? У меня коллекция твоих обещаний.

Наташка сунула в рот жвачку и давай жевать, корова. Наглая девка, как танк! А в это время в «спецуру» заглянули два мента в форме. Из территориального отделения.

– Здравия желаю, товарищ капитан. Прибыли.

– Привет, – ответил им Толя. – Посидите в холле. Евгений Александрович, оформляйте это не по годам развитое дитя века. А мы тут посмотрим, чем она дышит…

Он раскрыл Наташкин паспорт, и оттуда выскользнула фотография.

– Это кто?

– Это мой друг из Кампучии, – оживилась школьница. – Он за мир борется. Там на обороте надпись есть.

– А у него в номере ты тоже за мир боролась?

– Да.

Обычно, когда «спецы» кого-нибудь из нас калибруют, мы молчим в тряпочку – нас столы разделяют. Но тут даже мы развеселились. Ну, идиотка форменная!..

Толя пошуровал в Наташкиных мелочах, взял пачку «Ротманса», высыпал из нее сигареты и обнаружил между золотой фольгой и коробочкой сто финских марок одной бумажкой. Ну, кретинка! Ну, кто так прячет?!

– Раньше больше пятидесяти марок у тебя не находили, а тут сто, – удивился Толя.

– Все в мире дорожает, – Наташка надула пузырь из жвачки.

– Дешевка сопливая, – зло сказала Зинка.

– Зинаида Васильевна! – Толя снова посмотрел на Зину поверх очков и спросил школьницу: – а с каких это пор кампучийцы стали расплачиваться финскими марками?

– А марки я нашла.