Изменить размер шрифта - +
И я горела от этого уже десятки раз…).

– Господи! – Сказала я. – Как я устала от вас. Как же вы мне все надоели!..

И ни одного смешка. Тишина мертвая.

Кудрявцев очки снял, протер и снова надел. И тихо, не скрывая ярости, сказал:

– А вы-то нам как… Вот вы у нас где! – Он перехватил руками собственное горло. – От вас дрянь – как круги по воде. Будь моя воля!.. – но тут же взял себя в руки и спокойненько приказал: – Евгений Алексеевич, проводите, пожалуйста, Татьяну Николаевну к выходу. Раз уж сегодня вы с нею занимались.

…Идем темными переходами. Я сигарету вырвала из пачки, зажигалку не могу найти. Всю трясет… Женя чиркнул спичкой, дал мне прикурить. Довел до выхода.

Швейцар Петр Никанорович – отставник дерьмовый – увидел Женю, вскочил, сонная морда, с диванчика, побежал двери отворять, сволочь. Кланяется бывший подполковник нынешнему лейтенантику, торопится свое усердие показать. А сам с каждой проститутки от трехи до пятерки за проход в гостиницу имеет. Да с гостей – по червончику, чтобы в ресторан просочиться.

Меня увидел, так удивился – дескать, «как это она тут оказалась?», Хотя еще вечером от меня пятерку схавал, артист вонючий.

– До свидания, Таня, – Женя будто извинился за что-то.

Я не ответила. Горло перехватило. Только кивнула ему и вышла.

А на воле – такая благодать! Воздух чистый, прохладный… Солнце еще не взошло, а уже окна верхних этажей прямо золотом полыхают. Как в сказке! Такая красота – и не высказать… Чувствую, что сейчас сяду на каменные ступеньки и расплачусь.

– Куда ехать?

Стоит передо мной такой пожилой водила, тачка его фурычит на пандусе. Посмотрела на номера – из четвертого таксомоторного.

– Проспект Науки, двадцать восемь, – говорю.

– Квартира?

– Обойдешься.

– Червончик.

– Нет вопросов.

– Садись.

Я села назад, и мы поехали.

Едем. Вытащила я из сумочки зеркальце, ватку, крем и давай морду протирать. Я всегда перед домом грим снимаю. Это для меня как утренняя зарядка. Будто я из одного состояния перехожу в другое. И чтобы лишний раз маму не нервировать. Она, конечно, ничего не скажет, но… Своих надо беречь.

– Слушай, – говорит мне вдруг водила, – я в прошлую смену одного «штатника» часа четыре возил. И в Павловск, и в Пушкин, и еще черт-те куда. Так у него наших «деревянных» не хватило и он со мной по счетчику «зелененькими» расплатился. Тебе не нужно? Отдам по трехе.

Ах, ты ж, думаю, гад ползучий! Печать на мне, что ли, какая?! Что же он мне с ходу доллары предлагает и не боится ни черта?!

Но я и глазом не моргнула:

– Извините, пожалуйста, но я не понимаю, о чем вы говорите.

– Ну, дает! – заржал водила. – Прямо театр юного зрителя!..

– Вы меня, наверное, с кем-то путаете, товарищ, – говорю.

Он еще сильнее заржал:

– Как же! – говорит. – Вас спутаешь…

И тут мы как раз к моему дому подъехали. То есть не к моему, а к соседнему – к дому номер тридцать два.

У нас внутри квартала, как и во всех новых районах, дорожки между домами узенькие и дальше не проехать, потому что на пути у нас стоит огромная машина «вольво» с рефрижератором. Из «Совтрансавто». Тоже, кстати, деловые ребята… И эта машина тут часто стоит. Наверное, какой-то дальнобойщик живет.

– Ладно, дойду, – говорю я водиле. – Остановись.

Вылезла, положила ему червонец на сиденье (по счетчику трехи не набежало), вынула фирменную сигаретку, чиркнула зажигалкой и говорю этому жлобу:

– Да! Насчет «зелененьких».

Быстрый переход