Изменить размер шрифта - +
– Привыкли мыслить только глобально – в масштабе народа, континента, космоса! Ничуть не меньше. А отдельно взятая личность одного человека никого не волнует!..

– Какого человека?

– Того же Эдварда Ларссона – одинокого шведского инженера. Если его женитьба на мне осчастливит его, разве этого мало?

– Ну почему для этого нужно уезжать?! Пусть он переедет к нам. Потеснимся, потом поменяемся…

– Мама! Представь – художник много лет создавал картину и мечтал, что когда-нибудь ее оценят. А когда картина была готова и ему предложили персональную международную выставку, его мать сказала: «Нет! Никаких выставок! Пусть она висит только на нашей кухне!..»

– Да ты-то тут при чем?!

– А чем я хуже, черт бы тебя подрал!!!

И тут мама заплакала. Я посмотрела на часы. Нужно было мчаться на работу. Но я не могла оставить маму в таком состоянии.

– Успокойся, мамуль, – я поцеловала ей руку, а она меня машинально погладила. – Успокойся. Я буду приезжать к тебе по нескольку раз в год. Так все наши девочки делают, кто туда замуж вышли. Это во-первых. А во-вторых, все это произойдет еще так нескоро. Как говорится, «курочка – в гнезде, а яичко…» Знаешь, где?

– Танька! – возмутилась мама.

– Все, все. Молчу, молчу.

Я посмотрела на часы, поднялась, набросила на плечи старенькую курточку и стала запихивать в большую черную сумку кое-какие шмотки. Во-первых, нужно было что-то захватить на работу – как-никак, а я заряжаюсь на сутки без продыху, – а во-вторых, еще до работы нужно было успеть по дороге заскочить в одно замечательное местечко…

– Но ты его хоть любишь? – С надеждой спросила мама.

Тут на меня навалилась такая усталость, что ничего не захотелось выдумывать:

– Не смеши меня, ма. Надо будет – полюблю.

К счастью, в это время раздался звонок. Мама вскочила из-за стола, рванулась к дверям.

– Сиди, – сказала я. – Открою. Это – Лялька.

Конечно, это была Лялька – бывшая мамина ученица, моя соседка по лестничной площадке. Ляльке – восемнадцать. Хорошенькая – спасу нет. В прошлом году завалила вступительные в медицинский, и я устроила ее к нам санитаркой для рабочего стажа.

– Здрассьте! – Сказала Лялька с моими интонациями. – Ну, ты даешь! Я тебя жду, жду внизу…

– Лялечка! – Обрадовалась мама. – Здравствуй, детка!

– Ой, извините, Алла Сергеевна! Доброе утро.

– Мамуля, мы пошли…

– Подожди! – мама метнулась в комнату, потом обратно и стала пихать мне два рубля. – Ну, возьми!..

– Да есть у меня деньги.

– Ты уходишь на сутки – тебе необходимо нормально питаться!

– Ну, мама…

– Не спорь! И Лялю покорми.

– До свидания, Алла Сергеевна.

– Привет, ма…

 

К отделению милиции мы с Лялькой подкатили на какой-то халтурной черной «Волге». Уже из машины я увидела «картину маслом»: Зинка Мелейко во всем своем вечернем боевом обличии, на высоченных каблуках, подметала вместе с несколькими ханыгами двор, а школьница, взгромоздившись на колченогую стремянку, мыла снаружи высокие окна первого этажа. Помогали ей две жуткие патлатые бабы. Рожи опухшие, в синяках. Ткни пальцем – бормотуха так из ушей и брызнет!

– Погоди, шеф, – сказала я. – Сиди, Лялька, не высовывайся. Один момент!

Я выскочила из машины. Достала из сумки свитер, джинсы и куртку, протянула их Зинке.

– Отвернись! – Крикнула Зинка пожилому милиционеру, который приглядывал за всей этой компанией.

Быстрый переход