|
По «НатГео»[15] в документальном фильме о больших кошках рассказчик информирует нас, что пантеры – это разновидность леопардов, чёрных с чёрными пятнами. Пантера с золотыми глазами смотрит прямо в камеру, обнажает свои клыки и низким грубым голосом говорит: «Спи». Я осознаю, что бодрствую меньше, чем наполовину в этом смутном сознании, где сны и реальный мир иногда пересекаются. Перед тем как заснуть и разлить пиво, я ставлю почти пустую банку на стол рядом с креслом. На экране пантера хватает антилопу своими когтями, сбивает жертву с ног и вырывает ей горло. Нарисованная жестокость не шокирует меня так, чтобы проснуться, а вместо этого тяготит меня, утомляет. Поднимая голову, кошка-победитель пялится на меня, кровь и слюна брызжет из её рта, и говорит: «Спи... спи». Я чувствую слова так же хорошо, как будто слышу их, звуковые волны, идущие от динамиков телевизора, пульсируют через меня, разновидность акустического массажа, который расслабляет мои напряжённые мышцы, успокаивает натянутые нити моих нервов. Несколько гиен преследуют пантеру, когда она затаскивает антилопу на дерево, чтобы полакомиться ею на ветках повыше, куда всякие голодные конкуренты и львы – которые тоже не лазят – не смогут проследовать. Гиена, с дикими глазами, противная, обнажает свои неровные зубы перед камерой и шепчет: «Спи». Остальная стая повторяет слово «Спи», и звуковые волны дрожат через меня с наилучшим наркотическим эффектом, как делает голос пантеры на дереве, пока голова антилопы издыхает на повреждённой шее, её неподвижные глаза остеклены самым прекрасным в мире вечным сном. Я закрываю глаза, и пантера из сна наяву следует за мной в дремоту. Я слышу мягкий, но тяжёлый звук её лап, чувствую, как она извилисто крадётся сквозь мою душу. Всего мгновение я беспокоюсь, но незваный гость урчит, и его урчание успокаивает меня. Сейчас большая кошка залазит на другое дерево, и, несмотря на то, что я не умер, это создание несёт меня с собой, потому что я бессилен сопротивляться. Я не боюсь, потому что она говорит мне, что мне не нужно бояться, и, как и прежде, не только значение слов, но также и звуковые волны, из которых они сформированы, кажется, смягчают, словно маслом, потоки моих воспоминаний. Это дерево ночи, чёрные ветви тянутся вверх, в беззвёздное небо, и ничего нельзя разглядеть, кроме светящихся глаз пантеры, которые увеличиваются в размерах и в яркости до совиных. Низким грубым голосом она говорит: «Почему я не могу прочитать тебя?» Возможно, это и не сова, и не пантера, потому что теперь я чувствую то, что кажется пальцами, как будто я книга из бесчисленного количества страниц, которые переворачиваются, страниц, которые оказываются пустыми, пальцы скользят по бумаге, как будто ищут выпуклые точки биографии по системе Брайля. Настроение меняется, разочарование предполагаемого читателя осязаемо, и глаза в темноте неожиданно зелёные, с эллиптическими зрачками. Если это сон, то это также и несколько большее, чем сон. Хотя сон создаёт себя сам, и сценарий не может быть написан осознанно тем, кто спит, когда я желаю свет, то обладаю силой, чтобы его вызвать. Темнота от спутанных чёрных ветвей начинает отступать, а из мрака начинает вырисовываться форма предполагаемого читателя. Меня выталкивает из сна, как будто загадочная фигура в кошмаре выбросила меня из него. Я с трудом поднимаюсь на ноги, замечая периферийным зрением движение справа, но когда я поворачиваюсь к нему, то обнаруживаю, что я один. Позади меня что-то бренчит, как будто опытные руки извлекают арпеджио из арфы, используя только басовые струны. Когда я поворачиваюсь, то не вижу источника звука – и теперь он идёт не оттуда, откуда шёл, а из ниши, в которой находится кровать. |
