БиЛет посерел лицом.

– Я прошу прощения протектора. Я просто умоляю его пересмотреть это решение и не обходиться с баронами таким образом, – сказал он, и на его узком лице появилось выражение мучительного отчаяния.

– А как еще я должен обходиться с этими сукиными детьми? – сказал УрЛейн тихо, но язвительно. – Они объявляют нам войну, выставляют нас на посмешище, плодят у нас вдов, – УрЛейн хлопнул кулаком по столу, и карта границ слегка колыхнулась от порыва воздуха. – Как, именем всех старых богов, должен я поступить с этими ублюдками?

Вид у БиЛета был такой, будто он вот-вот разрыдается. Даже ДеВар проникся к нему сочувствием.

– Но, государь, – сказал министр тихим голосом, – некоторые из этих баронов связаны кровными узами с гаспидианским королевским домом. Когда имеешь дело со знатью, нужно учитывать тонкости дипломатического этикета, даже если эта знать подняла мятеж. Если бы нам удалось подкупить кого-нибудь из них, отделить от других, провести с ним переговоры, тогда мы, возможно, смогли переманить его на нашу сторону. Насколько я понимаю…

– Похоже, вы понимаете очень мало, сударь, – сказал ему УрЛейн полным презрения голосом. БиЛет словно сжался на своем месте. – Хватит болтать об этикете. – Последнее слово плевком вылетело из его рта. – Нет никаких сомнений в том, что этот сброд испытывает наше терпение, – обратился УрЛейн к БиЛету и остальным. – Они изображают из себя соблазнительницу, эти гордые бароны. Они кокетничают. Они намекают, что могли бы уступить нам, если бы мы обошлись с ними чуть получше, что отдадутся нам, если мы польстим им немного, если только раскроем наши сердца и карманы, задобрим их подарками, окажем знаки внимания. И тогда они откроют ворота, выдадут нам своих наиболее упрямых друзей, и тогда выяснится, что все их сопротивление было так, показным. Невинный отпор, защита девичьей чести. – УрЛейн снова стукнул кулаком по столу. – Но я говорю: нет! Мы больше не позволим водить себя за нос. Теперь поведут их – на городскую площадь, в цепях, где палач сначала подвергнет их пытке как обычных убийц, а потом сожжет на костре. Посмотрим тогда, что скажут остальные.

ЙетАмидус хлопнул ладонью по столу и вскочил с места.

– Прекрасно сказано, государь. То, что надо! ЗеСпиоле посмотрел на БиЛета, съежившегося на своем стуле, потом обменялся взглядами с РуЛойном – тот опустил глаза. ЗеСпиоле сложил губы трубочкой и уставился на карту. Остальные сгрудились вокруг стола – генералы помельче, советники, адъютанты – и принялись изображать умственную деятельность, чтобы только не смотреть в глаза протектору и не перечить ему. УрЛейн обвел их лица взглядом, в котором сквозило насмешливое презрение.

– Ну что, кто-нибудь еще хочет согласиться с моим министром иностранных дел? – сказал он, махнув рукой в сторону покорной расплывчатой массы, которую представлял собой БиЛет. – Неужели он останется один и никто его не поддержит?

Все молчали.

– ЗеСпиоле? – сказал УрЛейн. Начальник стражи поднял глаза.

– Государь?

– Я, по-вашему, прав? Стоит ли мне отказаться выслушивать авансы наших мятежных баронов?

ЗеСпиоле глубоко вздохнул:

– Я полагаю, полезнее грозить баронам так, как вы предлагали.

– А если мы захватим кого-нибудь из них, тогда воплотить угрозы в жизнь?

ЗеСпиоле несколько мгновений изучал огромное окно на противоположной стене: стекло и полудрагоценные камни переливались в солнечных лучах.

– Я думаю, если мы поступим так с одним из них, то лишь выиграем, государь. И, как вы справедливо заметили, в этом городе немало вдов, которые с удовольствием будут слушать его крики.