Я почувствовал, что она уже не так крепко держит себя за голову. Она раскинула руки и обняла меня. Ее объятие. Голова у меня словно закружилась. Ее лицо, горячее и мокрое от слез, было рядом с моим. Я задрожал от страха, представляя себе, что наберусь смелости и повернусь к ней, приблизив свой рот к ее губам.

– Ах, Элф, – сказала она мне в плечо, – я не должна использовать тебя так, это нехорошо.

– Можете использовать меня, как вам захочется, хозяйка, – сказал я, глотая слова. Я чувствовал, как вместе с теплом от ее тела поднимается аромат духов, даже пары алкоголя не заглушали нежный запах, а голова моя кружилась от него еще сильнее. – Неужели?… – начал было я, но мне пришлось замолчать – во рту у меня была сушь. – Неужели это так ужасно – рискнуть и рассказать кому-то о чувствах, которые ты питаешь к этому человеку, даже если ты уверен, что он не питает к тебе ничего подобного? Неужели это плохо, хозяйка?

Она чуть отодвинулась от меня. Ее лицо в слезах, с распухшими, красными глазами было по-прежнему спокойно-прекрасным. Ее глаза, казалось, заглянули в мои.

– Это не бывает плохо, Элф, – тихо сказала она и взяла обе мои руки в свои. – Но я не слепее короля. И не больше, чем он, способна предложить воздаяние.

Я не сразу, но все же сообразил, что она имеет в виду, и тогда душа моя медленно погрузилась в беспросветнуютоску, словно меня закатали в огромный саван и тем самым положили предел всем моим мечтам и надеждам, уничтожив их навсегда.

Она приложила ладонь к моей щеке – пальцы ее, как всегда, были теплыми, сухими, нежными и твердыми одновременно, а кожа, я готов поклясться, источала сладкий запах.

– Ты мне очень дорог, милый Элф.

Я услышал эти слова, и сердце мое упало еще ниже – в глубокую тоску.

– Правда, хозяйка?

– Конечно. – Она отпрянула от меня и посмотрела на разбившийся кубок. – А как же? – Она откинулась к спинке своего сиденья и глубоко вздохнула, провела рукой по волосам, разгладила на себе платье и попыталась застегнуть воротничок. Но пальцы не слушались ее. Я из своего далека так жаждал помочь ей, но она в конце концов сдалась и просто подтянула воротник повыше. Она заглянула в мое лицо, отерла щеки пальцами. – Я думаю, мне нужно поспать, Элф. Извини меня, пожалуйста.

Я поднял с пола свой кубок и поставил его на стол.

– Конечно, хозяйка. Я могу что-нибудь для вас сделать?

– Нет. – Она покачала головой. – Нет, ты ничего не можешь сделать. – И она отвернулась.

20. ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

– Я сама сочинила для мальчика историю. – Правда?

– Да? Наплела столько лжи.

– Ну, все истории на свой лад – ложь.

– Но эта была хуже. Настоящая история, превращенная в ложь.

– Наверно, ты чувствовала, что для этого есть причины.

– Да, чувствовала.

– И почему ты так чувствовала?

– Потому что я хотела рассказать историю, но не могла рассказать ребенку то, что было на самом деле.

Это единственная известная мне история, которая стоит того, чтобы ее рассказать, история, о которой я часто думаю, история, которую я снова и снова проживаю в своих снах, история, которая так и просится быть рассказанной, но ребенок не мог ее понять, а если бы мог, то рассказывать ее было бы бесчеловечно.

– Гм-м-м, что-то я не слышал от тебя такой истории.

– Рассказать?

– Похоже, тебе это больно.

– Да. Возможно, слушать ее тоже больно.

– Ты хочешь мне ее рассказать?

– Не знаю.

Протектор вернулся в свой дворец. Сын его все еще был жив, хотя ниточка, связывавшая его с жизнью, готова была вот-вот оборваться.