– Только один!

– В каком это было году?

– Так вот, – продолжил паж, – видели бы вы, какие на нем шрамы. Уж можете мне поверить, Но л йети для него хуже зверя!

– Он всему меня учит! – сказал Юнур, вставая. В глазах его сверкнули слезы.

– Заткнись, Юнур, – сказал Джоллис. – Чего тебя так трогает вся эта болтовня? – Невысокий, но довольно изящный, старше всех нас, Джоллис был пажом герцога Ормина, у которого служила доктор после семьи торговцев Мифели и до того, как король призвал ее на службу к себе. Юнур снова сел, бормоча что-то себе под нос – Так какие планы, Фолечаро? – спросил Джол-лис.

– Забудем об этом, – сказал Фолечаро. Он начал насвистывать и демонстративно погрузился в чистку сапог, а через некоторое время стал говорить с сапогами, словно хотел убедить их чистить самих себя.

– Этот мальчишка невыносим, – сказал Джоллис и взял кубок с разведенным вином – ничего крепче нам не разрешалось.

Немного спустя после ужина мы с Джоллисом гуляли по краю лагеря. Впереди и по обеим сторонам от нас тянулись холмы. Сзади, за входом в долину Вида, где-то далеко-далеко за ближним кругом Кратерного озера, в разноцветных огненных сполохах медленно заходил Ксамис, погружаясь за изогнутую кромку моря.

Облака, улавливающие частично затухающий свет Ксамиса, а частично – позднее утреннее сияние Зигена, были залиты золотом с одной стороны и красным, охрой, киноварью, оранжевым, алым… настоящее буйство цветов. Мы брели мимо готовящихся к ночлегу животных. У некоторых из них (в основном у хавлов) были мешки на головах. У животных поизящнее на глазах имелись шоры, а лучшие размещались в походных стойлах. У самых мелких животных глаза были закрыты первым подвернувшимся под руку тряпьем. Один за другим ложились они на землю и засыпали. Мы с Джоллисом, курившим длинную трубку, шли среди них. Он был моим старейшим и лучшим другом еще со времен моей – очень недолгой – службы у герцога, перед тем как меня послали в Гаспид.

– Возможно, это просто болтовня, – сказал он. – Фолечаро нравится звук собственного голоса, и еще ему нравится делать вид, будто он знает что-то такое, что неизвестно другим. Я бы не стал об этом беспокоиться, но если ты считаешь, что тебе следует сообщить об этом твоей хозяйке, то, конечно, так и надо поступить.

– Так, – сказал я.

Я припоминаю (оглядываясь на себя тогдашнего, неискушенного юнца, теперь, из умудренной зрелости), что сомневался, как мне поступить. Герцог Вален был влиятельным человеком и большим интриганом. Таких людей лучше не иметь врагами кому-нибудь вроде доктора, но мне приходилось думать о своем настоящем хозяине, а не только о хозяйке. Не говорить никому из них? Или одному. Но если одному, то кому именно? Или обоим?

– Послушай, – сказал Джоллис, остановившись и повернувшись ко мне (мне показалось, что он выждал момент, когда вокруг никого не оказалось, прежде чем сообщить мне последние сведения). – Если это поможет – я слышал, что Вален послал кого-то в Экваториальную Кускерию.

– Кускерию?

– Да. Ты знаешь о ней?

– Вроде как знаю. Это, кажется, порт, да?

– Порт, город-государство, святилище морской компании, логово морских чудищ, если верить некоторым людям… но дело в том, что это едва ли не самая северная точка, куда доходят люди из южных земель, и у них там, по слухам, немало посольств и миссий.

– Да?

– Так вот, один из людей герцога Валена был послан в Кускерию найти там кое-кого из Дрезена.

– Из Дрезена! – сказал я. Потом понизил голос, потому что Джоллис нахмурился и оглядел огромные тела спящих животных.