Доктор каждый день меняла на нем повязку. Иногда, если король выезжал на верховую прогулку или на охоту, она делала это дважды в день. Кроме растяжения и связанной с ним опухоли, на колене была небольшая ранка, которая никак не хотела затягиваться, и доктор тщательно ее очищала и обрабатывала, хотя мне и казалось, что это вполне могла делать любая нянька или даже королевский слуга. Но король, по всему, хотел, чтобы это делала каждый день сама доктор, а она, как мне казалось, соглашалась скрепя сердце. Не могу представить себе ни одного другого доктора, который искал бы повод, чтобы отказаться от лечения короля, но она была вполне способна и на такое.
– По всем правилам – так, чтобы я имел изрядную возможность поймать их, Восилл, – сказал король, наклоняясь к доктору и используя то, что, кажется, называют сценическим шепотом. Две пастушки звонко рассмеялись.
– Изрядную, государь? Это как? – спросила доктор и заморгала, хотя мне казалось, что здесь, под сенью цветов и листьев, смягчавших сияние солнц, свет вовсе не слепит глаза.
– Восилл, прекратите задавать эти детские вопросы и скажите, когда я вновь смогу бегать.
– Хоть сейчас, государь. Только вам будет довольно-таки больно, а через несколько десятков шагов ваша коленка, вполне вероятно, откажет. Но бежать вы, несомненно, можете.
– Ну да – бежать и падать, – сказал король, откидываясь к спинке и беря кубок с вином.
Доктор посмотрела на двух пастушек.
– Ну, если что-нибудь мягкое остановит ваше падение, то вы не разобьетесь.
Она сидела спиной к герцогу Валену внизу перед королем, широко расставив ноги. Доктор нередко принимала эту странную и неженственную позу, кажется, безотчетно. Однако при этом ношение мужской одежды или хотя бы некоторых ее предметов становилось настоятельнейшей необходимостью. На сей раз на докторе не было высоких сапог. Она надела темные рейтузы и мягкие вельветовые туфли с заостренными концами. Ноги короля покоились на серебряной скамеечке, поверх которой была положена мягкая подушка, ярко раскрашенная и разрисованная. Доктор, как и обычно, вымыла ноги короля, осмотрела их и – на этот раз – осторожно постригла ногти. Она была погружена в свою работу, а я сидел рядом на маленькой скамеечке и держал открытым ее саквояж.
– Ну что, мои красавицы, вы остановите мое падение, не допустите, чтобы я разбился? – спросил король со своего стула.
Две девицы снова расхохотались. (Мне показалось, доктор пробормотала что-то вроде того, что не стоит приземляться на их головы – тут, мол, ничего гарантировать нельзя.)
– Они разобьют ваше сердце, государь, – улыбаясь, произнес Адлейн.
– И верно, – сказал Вален. – Если каждая будет тянуть на себя, мужчине это грозит серьезными неприятностями.
Две девицы, хихикая, принялись кормить короля мелко нарезанными фруктами, а тот щекотал их длинным пером широкохвостого цигиберна. Музыканты играли на террасе позади нас, фонтаны изливали мелодичные струи, насекомые жужжали, не досаждая нам, свежий воздух был насыщен ароматами цветов и свежевспаханной и политой земли. Две девицы наклонялись, чтобы заправить очередной кусочек в рот короля, визжали, прыгали и ежились, когда он щекотал их пером. Признаюсь, я был рад тому, что мог не обращать чрезмерного внимания на действия доктора.
– Постарайтесь посидеть спокойно, государь, – пробормотала она, когда король в очередной раз ткнул в двух девиц пером цигиберна.
По тропинке под цветами и виноградом, задыхаясь, взбежал Вистер, его туфли с великолепными пряжками сияли в солнечных лучах и хрустели на полудрагоценных камнях, устилавших тропинку.
– Герцог Кветтил, ваше величество, – объявил он. От ворот сада раздались звуки фанфар и звон медных тарелок, за которыми последовал громкий крик, похожий на рев злобного и рассерженного животного. |