Теперь Блейз стоял, прижавшись спиной к фасаду здания, с высоко поднятыми над головой руками и смотрел в ночное небо. Между ним и звездами не существовало никаких преград.

Глядя в небо, он начал постепенно отключаться от огней и шума раскинувшегося далеко внизу города. Внимание концентрировалось все сильнее и сильнее. Тысячи часов упражнений по самоконцентрации позволили ему целиком сосредоточиться на космосе, звездах и поверхности стены, к которой он прижимался спиной. Возбуждение все нарастало.

Я – Антей, думал он, великий борец, ведущий свой род от древнегреческих богов: Посейдона, повелителя морской стихии, и Геи, богини Земли. Могучий Антей, мои силы прибывают каждый раз, когда я касаюсь матери‑Земли. Только в отличие от Антея я каждый раз набираюсь все новых и новых сил, глядя на звезды. Только они, звезды, да еще человеческая раса в целом всегда вызывают во мне прилив свежих сил, и источник этот неиссякаем.

Ему вспомнились годы занятий боевыми искусствами, когда его учили сосредотачивать внимание на теоретическом центре тяжести тела «ки» – точке, расположенной в глубине живота двумя дюймами ниже пупка.

Полностью овладев искусством концентрации на «ки», он представлял себе, как центр тяжести его тела перемещается в землю под его ногами; два или три человека, которые только что без особых усилий поднимали его, оказывались не в состоянии это сделать. В Японии, на Старой Земле, это искусство называли «киосид‑зюмеру».

«Да», – шепнул внутренний голос.

Благодаря долгим тренировкам Блейз, оказавшись на карнизе, сконцентрировался чисто автоматически. Теперь же он закрыл глаза и представил себе, как «ки» внутри него начинает движение – только не вниз, а назад, подобно острию булавки, прикалывающей бабочку к бархату музейной витрины, – и уходит глубоко в стену за его спиной. Теперь он уже просто не сможет упасть и, стоя на ногах, на самом деле будет чувствовать, что лежит на спине, как, бывало, еще ребенком располагался на склоне холма неподалеку от фермы Генри. Теперь он будет видеть перед собой только пространство и звезды.

Он не двигался; постепенно ощущение того, что он лежит на ровной поверхности, а не стоит вертикально, нарастало. Оно становилось все более и более явным и в конце концов полностью овладело им. Блейз медленно разжал пальцы, позволяя одному лишь чувству равновесия удерживать себя в этом положении. Теплая волна медленно прокатилась по его телу, дошла до ног и полностью овладела всем его существом. Теперь он не просто думал, а был абсолютно уверен, что лежит на спине, в одиночестве взирая на звезды.

Впрочем, не совсем в одиночестве. Внезапно перед ним предстала туманная, извивающаяся в холодном свете звезд, но становящаяся все отчетливее и ярче и окрашенная во все цвета радуги лента, представляющая собой его собственный мысленный образ тысячелетнего полотна, вытканного историческими силами и связывающего начало четырнадцатого века с тем моментом, когда он здесь, на планете, называющейся Ассоциация, лежал на стене здания высоко над землей.

Лента была соткана из бесчисленного множества разноцветных нитей, каждая из них представляла собой то историческое воздействие, которое за свою жизнь оказал каждый отдельный человек на общий процесс развития всей расы.

Многие из этих нитей были очень короткими и вскоре исчезали, никак не повлияв на картину в целом. Но некоторые – очень немногие – благодаря заключенной в них необычайной жизненной силе собирали вокруг себя другие нити таким образом, что на всем своем протяжении – а в некоторых случаях даже и после исчезновения – коренным образом меняли всю картину. Нити, принадлежавшие в основном великим религиозным деятелям, полководцам или крупным философам, со временем исчезали с ленты, но воздействие их сохранялось навсегда.

Тем не менее представленная здесь совокупность миллиардов и миллиардов жизней с четырнадцатого века по настоящее время в конце концов определяла нынешнюю историческую картину и дальнейший путь развития всей расы.