– Я хочу поговорить с этим заключенным, – объяснил Блейз, – но он, по‑видимому, без сознания. Не помогли бы вы привести его в чувство – только осторожно. Мне нужно, чтобы он чувствовал себя нормально даже несмотря на болезнь – во время нашей беседы.

Врач, похоже, забеспокоился еще больше.

– У него воспаление легких, – пробормотал он, подходя к койке. Одной рукой он пощупал Хэлу лоб, затем сосчитал пульс и, быстро убрав руку, открыл свой чемоданчик.

Из него он извлек небольшой бронзового цвета кубик с кнопкой на одной из граней. Приложив кубик противоположной от кнопки гранью к рукаву рубашки Хэла чуть выше того места, где бугрился бицепс, он нажал кнопку. Затем убрал кубик обратно в чемоданчик, закрыл его и выпрямился, глядя на Блейза.

– Через несколько секунд он полностью придет в себя.

– Прекрасно, – отозвался Блейз. – Можете идти.

Теперь горящий взгляд Барбеджа устремился на врача, который быстро повернулся и вышел из камеры. Блейз почти не слышал, как открылась и закрылась дверь.

– Так‑то лучше, – сказал он. – А теперь развяжите его и помогите сесть.

Барбедж и тюремщик бросились исполнять приказ.

Блейз все еще никак не мог оправиться от шока, который испытал, увидев Хэла. Как и большинство чересчур высоких или чересчур низких людей, Блейз обычно забывал о своем росте, кроме тех случаев, когда возникали проблемы с окружающими или какие‑нибудь другие неудобства.

Он вспомнил, как однажды среди ночи проснулся в своей спальне в штаб‑квартире организации Иных на Ассоциации и, по обыкновению медленно приходя в себя, протянул руку, чтобы потолок, сквозь который виднелось яркое утреннее небо, стал непрозрачным. Он сделал его прозрачным накануне вечером – хотел полюбоваться видом ночного, усыпанного звездами неба.

Но в полусне он ошибся кнопкой, и потолок, вместо того чтобы потемнеть, превратился в огромное зеркало. Лежащий на спине Блейз был ошеломлен, увидев собственное отражение. Только тут ему стало понятно, насколько он крупен – он едва умещался в постели, сделанной по тому же образцу, что и постель Данно.

Тогда он еще только‑только достиг нынешнего роста, но в ту ночь впервые ощутил его.

Вот и сейчас он как‑то внезапно осознал, насколько высок стал Хэл Мэйн.

Непонятно откуда взявшаяся ярость вспыхнула в нем всего лишь на миг – он тут же взял себя в руки и, возможно, постарался бы тут же забыть о ней, если бы связанный по рукам и ногам Хэл не напомнил бы ему о том, как после сна о волках он проснулся и обнаружил, что привязан к постели точно так же. Это воспоминание жгло его как раскаленным железом. Однако Блейз все же попытался усилием воли подавить его в себе, а тут как раз и веки усаженного теперь на койке спиной к стене узника затрепетали, и он открыл глаза.

– Ну вот, Хэл, – мягко произнес Блейз, – наконец у нас появилась возможность поговорить. Если бы тогда в Цитадели ты назвал себя, наша встреча состоялась бы гораздо раньше.

Хэл по‑прежнему молчал, но очень пристально смотрел на Блейза. По мере того как Хэл приходил в себя, взгляд его становился все тверже, и Блейз понял, что он его узнал.

Должно быть, он узнал, кто я такой, когда заключенных провели передо мной в Цитадели. Но если он не слышал моего имени, как же он меня все‑таки узнал? На террасе, где были убиты его наставники, он меня видеть не мог – или все‑таки мог?

Так думал Блейз. Выражение лица Хэла ничуть не изменилось. Оно напомнило Блейзу лицо Тони в те моменты, когда она выглядела совершенно спокойной – это свидетельствовало о ее полной расслабленности, сосредоточенности и готовности встретить лицом к лицу любую угрозу. Но Блейз вдруг почувствовал внезапный приступ беспричинного страха – ему показалось, что надежда, с которой он явился сюда, исчезнет еще до того, как они с Хэлом обменяются хоть словом.