Они встали на колени, потом легли на землю, и листва сомкнулась вокруг них. Элли ответила на его поцелуи, ее желание усилилось его желанием, сладкое воспоминание о наготе их тел вызвало жар, начавшийся от груди и двинувшийся ниже, охвативший живот и просочившийся между ног, как мягкая теплая тень, играющая на поверхности кожи. Элли крепко прижалась к Келсо, провела ногой по его бедру, так что он почувствовал впадину внутри, жаждущую напора, его пальцы коснулись ее щеки, шеи, а губы уже не отрывались от ее губ.
Его рука скользнула меж пуговиц куртки, и Элли тихо застонала, когда Келсо погладил ее грудь; шелк блузки не препятствовал, а обострял чувственность. Чуть дрожащие пальцы нащупали пуговицы блузки, потом ладонь охватила голую плоть, прижав сосок, отчего он выпрямился трепетным, вибрирующим бугорком.
Элли оторвалась от него, хватая ртом воздух; ее глаза полузакрылись, губы изогнулись в гримасе то ли боли, то ли экстаза. Дневной свет, хотя и пасмурный, пробивался через листву наверху, окружив их нимбом из множества зеленовато‑серых пятнышек. Когда его бедро вдавилось в нее, ее дыхание стало глубже и участилось, влагалище открылось, и прикрывающая его материя увлажнилась от выделений, мышцы начали сокращаться. А потом – о, Боже! нет! – потом она ощутила, что не может больше сдерживаться, и потянула Келсо на себя, руки клещами обхватили его спину, и, подняв таз, Элли обернула бедра вокруг его ног. Не в силах остановиться, она входила в неистовый, неудержимый оргазм. Келсо чувствовал, что происходит, и не пытался препятствовать. Он притиснул ее еще сильнее, его руки мяли ее плоть, одеревеневшие бедра двигались в такт с ее движениями. Элли застонала, выкрикнула его имя, и тут наступил момент высшего наслаждения. Сухожилия на ее шее дернулись, голова вдавилась в землю, спина выгнулась над землей – Элли извивалась, плыла, вытягивалась; в уголках ее глаз выступили слезы, она снова вцепилась в Келсо, и все ее существо взорвалось, разлетелось на кусочки, стало вдруг тихим и спокойным, мягким и обволакивающим. Одна слеза скатилась к волосам, и сквозь дрожащие губы пробилось дыхание:
– О, Джим, извини!
Он прижал палец к ее губам, и Элли увидела его улыбку.
– Я не могла...
– Все хорошо, – перебил Келсо.
Он поцеловал ее, и она ответила с теплотой, не оставлявшей места прошлым недобрым мыслям.
– Я не могла остановиться, – наконец выговорила Элли.
Келсо хмыкнул.
– Я говорил тебе. Все хорошо. Для меня это тоже было удовольствие, Элли.
– Ты хочешь?..
Он покачал головой:
– С этим можно подождать, у нас куча времени.
Он поцеловал ее еще раз, и она ощутила, как он расслабился, как улетучилось его напряжение.
– Я думала, ты переменился. Я думала, ты не хочешь меня после этой ночи.
Келсо вздохнул:
– Дело не в тебе, Элли. Я хочу тебя очень, ты нужна мне. Но я не желаю, чтобы с тобой что‑то случилось.
Он казался опечаленным, и Элли испугалась, что он снова впадет в свое угрюмое настроение.
– Со мной ничего не случится. Разве ты не видишь: это все твое воображение.
– Хотел бы я, чтобы это было так.
– Тогда можешь не замечать меня, Джим, притвориться, что меня не существует? Притвориться, что между нами ничего не было?
Она вновь чувствовала его напряжение и отчужденность, словно его тяготили ее объятия и он хотел освободиться от них, но она не отпускала. Келсо зарылся лицом ей в волосы и на несколько мгновений прижал к себе.
– Может быть, на этот раз обойдется, – услышала она. – Может быть, сейчас мое невезение кончилось.
Но когда они сели и Элли увидела его лицо, в его глазах оставалось сомнение.
~~
Вскоре после того, как они продолжили свой путь вдоль ручья, они наткнулись на глубокую, но узкую канаву. |