Он со всей силы ударил детектива снизу вверх промеж ног.

В паху взорвался огонь, и Келсо закричал. Двое рядом не смогли удержать его, он согнулся пополам, изо рта хлынул поток слюны. Они дали ему упасть на колени, и его лоб чуть не ударился о бетонный пол. Его голову снова дернули вверх, и низкий стон прервался резким вдохом. Единственный видящий глаз помутнел, но увидел усмешку всего в нескольких дюймах от себя.

– Когда мы с тобой закончим, парень, – сказал тот, кого звали Баннен, – я отрежу тебе уши. Потом нос. – Он пальцами сжал Келсо нос. – Потом, голубчик, я бритвой разрежу тебе глаза.

Он выпрямился, и быстрый удар коленом послал Келсо в темноту, где уже не было боли.

~~

Темнота осталась, даже когда он понял, что вновь очнулся; это боль сообщила, что к нему вернулось сознание! Левая сторона лица странно онемела, но пульсировала, а когда он попытался моргнуть, то ему показалось, что его веки накрепко сшиты. Правый глаз был еще мокрым от слез боли. Келсо через силу поднес к лицу ослабевшую руку и ощупал место вокруг левого глаза. На кожу будто наложили быстросохнущую штукатурку. Он надавил пальцем сильнее и зажмурился от боли, но ощущение боли было лучше, чем онемение. Рот и горло забила желчь, и Келсо понял, что, по всей видимости, пока был без сознания, его стошнило. Хорошо, еще не захлебнулся блевотиной.

Келсо выплюнул, что мог, и пошарил рукой в кармане брюк, ища носовой платок. Даже от столь незначительного усилия боль в мошонке пронзила его, как кинжал; он замер и несколько долгих минут лежал, боясь шелохнуться.

Постепенно глаза различили полоску света, и Келсо понял, что свет идет из‑под двери. Он попытался вспомнить, что случилось, но мысли были мутными и запутанными... Потом память вернулась, как поток: найденная канава, мертвая мышь, скрытный путь вдоль берега, темнота в эллинге, люк с лестницей, железная дверь. Смутно вспоминалось, как его били, но отчетливо и ясно вырисовывалась мерзкая рожа Кожаной Куртки в нескольких дюймах от лица.

Как долго он пробыл без сознания? Может быть, минуты, может быть, часы. Впрочем, это могли быть и дни. Келсо попытался приподняться как можно медленнее, но все равно каждый дюйм отзывался мучительной болью. Ощутив за спиной твердую стену, он прислонился, и правый висок ощутил сырые кирпичи. Где он? Где‑то в идущем из эллинга туннеле? Может быть, под самым Эшли‑холлом. Он оперся спиной о стену и осторожно подтянул ноги. Боль в паху по‑прежнему требовала бережного к себе отношения, но Келсо понял, что разрывов ткани нет, потому что иначе боль была бы куда сильнее. Он слизнул с губ запекшуюся кровь.

Слава Богу, что с ним не было Элли – страшно подумать, что бы они сделали с ней. У нее хватит сообразительности посоветовать прочесать поместье, когда обнаружит, что он не вернулся в вагончик. Возможно, следовало с самого начала послушать ее и вернуться восвояси, как только заметили что‑то подозрительное. Он снова ощупал рукой изуродованное лицо. Черт, ну и влип! Но по крайней мере на этот раз один.

Келсо попытался встать, но оказался слишком слаб. Тогда он на четвереньках пополз к полоске света, промочив в лужах руки и колени. Хотя ноздри забила засохшая кровь, в помещении чувствовался сырой, затхлый запах. Определенно, оно было под землей, и сюда просачивалась речная вода.

Келсо добрался до двери, ее доски на ощупь казались старыми и отсыревшими. Ручки с этой стороны не было, только замок без ключа. Келсо встал на колени и прижал к двери голову. Снаружи слышались шаги. В замке послышался лязг поворачиваемого ключа, и дверь открылась, опрокинув его навзничь. В дверях стояли две коренастые фигуры.

– Он очнулся, – сказал один из пришедших, входя в напоминавшую клетку комнату.

Грубые руки подняли Келсо, и когда он рухнул на подогнувшихся ногах, оба выругались.