|
– Ты слышишь, маменька? – заговорил он. – Мое величество пригласило очень рассуди-тельного и одаренного молодого человека. Вспомни, пожалуйста, что именно я, и притом по соб-ственному усмотрению, призвал его ко двору! Фараон тоже очень одарен и развит для своих лет, но он не уверен, что сумел бы так складно сопоставить вяжущий образец глубины с достоинством небес. Ты, значит, – спросил он, – не связан вяжущим образцом беснующегося агнца и не станешь надрывать фараону сердце традиционными предсказаниями ужасной беды и вторжения чужезем-ных народов, когда все, что было внизу, окажется наверху? Он вздрогнул. – Это известно, – сказал он бледнеющими губами. – Но мое величество должно щадить себя, оно плохо переносит все дикое и нуждается в приятном и нежном. Страна погибла, она охвачена мятежом, бедуины рыщут по ней, богатые стали бедными, а бедные богатыми, законов больше нет, сын убивает отца, а брат – брата, звери пустыни пьют из водоотводов, люди смеются смехом смерти, Ра отвернулся, никто не знает, когда полдень, ибо не видно тени солнечных часов, нищие поедают жертвенные дары, царя волокут в плен, и остается только одно утешение, что придет спаситель и все поправит! Так вот, этой песни фараон не услышит? Можно ли надеяться, что об-новление традиционного единично-особенным исключит подобные страсти? Иосиф улыбнулся. Именно сейчас он произнес те запечатленные слова, которые так часто хвалили как пример вежливости и находчивости: – Бог даст ответ во благо фараону. – Ты говоришь «бог», – продолжал допытываться фараон. – Ты уже много раз говорил «бог». Какого бога ты имеешь в виду? Поскольку ты родом из Аму и Захи, ты, по-видимому, имеешь в виду быка полей, которого на Востоке называют Баалом, господом? Улыбка Иосифа стала загадочной. Он покачал головой. – Мои отцы, мечтатели бога, – ответил он, – заключили союз с другим господом. – Тогда это может быть только Адонаи, – быстро сказал царь, – воскресающий жених, о ко-тором плачет флейта в ущельях. Ты видишь, фараон хорошо разбирается в богах человеческих. Он должен все испытать и узнать, он должен, как золотоискатель, добывать из груды нелепиц кру-пицы истины, чтобы они помогали ему усовершенствовать учение о его достопочтенном отце. Фараону тяжело, но ему и хорошо, очень хорошо, и такова доля царя. Я понял это благодаря своей одаренности. Кому тяжело, тому должно быть и хорошо, но только ему. Ибо если тебе только хо-рошо, то это тошнотворно; но если тебе только тяжело, то это тоже не годится. Так же как во вре-мя большого праздника дани мое величество сидит рядом со своей Сладчайшей супругой в пре-красном Павильоне Присутствия, а посланцы народов – мавры, ливийцы и азиаты – проходят мимо меня нескончаемой вереницей с приношениями со всего мира, с золотом в слитках и коль-цах, со слоновой костью, серебром в виде ваз, страусовыми перьями, коровами, виссоном, гепар-дами и слонами, – точно так же сидит Владыка Венцов в прекрасном своем дворце посреди мира, с подобающими ему удобствами, принимая в дар мысли всей населенной земли. Как мне было уже угодно упомянуть, певцы и пророки чужих богов, сменяя друг друга, прибывают к моему двору отовсюду – из славной своими садами Персии, где считают, что земля станет некогда плоской и ровной, а у всех людей будут одинаковые обычаи, законы и язык; из Индии, страны, где родится ладан, из сведущего в звездах Вавилона и с островов моря. Они все навещают меня и проходят мимо моего престола, и мое величество беседует с ними, как сейчас оно беседует с тобой, недюжинным агнцем. Они докладывают мне о раннем и о позднем, о старом и о новом. Иногда они оставляют на память замечательные подарки и божественные регалии. Видишь эту штуку? И он поднял с колен выпуклый струнный инструмент и показал его Иосифу. – Лютня, – определил тот. |
