– Вот и пусть живет! – подхватил де Клер. – Она знает, что я тебя люблю!

Фиона, натягивающая на себя платье, застыла. Неужели он уже успел поговорить с Шинид?

– И что она тебе сказала?

– Что тебе нужно, чтобы тебя любили! – Реймонд тоже решил одеться и поднял с пола штаны. – Должен признаться, что именно этим я и собирался заняться в первую очередь, – добавил он, окинув многозначительным взглядом ее дивное тело. Она не выдержала и рассмеялась.

– Вряд ли она имела в виду именно это.

Крепко поцеловав Реймонда в губы, чародейка расправила подол платья и вытащила из под ворота длинные волосы. Он повернул ее спиной к себе и принялся затягивать шнурки, с довольной улыбкой любуясь гладкой здоровой кожей. Теперь ему самому было невдомек, почему он так долго не решался поверить в магию, хотя имел доказательства под самым носом. Реймонд оглянулся и заметил в углу над камином одинокую орхидею, все еще торчавшую из стены.

– А почему ты не спрашиваешь, кто отец Шинид? – осторожно поинтересовалась Фиона, когда с тесемками было покончено.

– Это меня не интересует. Потому что теперь ее отцом буду я. Только скажи мне… – де Клер замялся, собираясь с духом, -…скажи, что это не Йен! – чуть ли не с мольбой закончил он.

– Конечно, нет! – Реймонд не скрывал своего облегчения, и Фиона с горечью добавила: – Я была совсем молодая. И я не расспрашиваю тебя о твоих женщинах, де Клер. А ведь их было у тебя немало!

Реймонд виновато улыбнулся в ответ.

– Только я знаю, кто отец Шинид, и эта тайна останется моей навсегда. Этот человек был случайным прохожим, подарившим мне немного тепла, когда я больше всего страдала от одиночества. Он ничего не значит для меня – кроме того, что я родила от него Шинид и у меня появилось близкое существо, которое я могла любить.

– Не мне тебя судить, – торжественно кивнул Реймонд. – Тем более что я сам не могу похвастаться своим прошлым. Ведь когда-то я поступил так же – искал утешения от одиночества.

– Моим утешением стала моя дочь. Ты даже понятия не имеешь о том, что она для меня значит! – Фиона наклонилась, чтобы надеть чулки.

– Имею. Я уже был отцом.

– Что значит – был? – испуганно спросила она.

– Несколько лет назад к моему дяде пришла женщина, медленно умиравшая от чахотки, и оставила ему ребенка. Она уверяла, что это мой сын.

Фиона следила за ним широко распахнутыми глазами, позабыв про чулок.

– Я не мог ей не верить. Мальчишка как две капли воды был похож на меня, и я стал воспитывать его как своего сына. – Реймонд прислонился к столу и скрестил руки на груди. Он не решался взглянуть на Фиону и обращался к ней стоя за кроватью. – Однажды я нанялся в войско к какому-то эрлу и собрался на войну, но Марк не хотел меня отпускать. Он умолял взять его с собой, но я запретил ему даже думать об этом. Мне казалось, он все понял.

– Ох, Реймонд, только не это…

Он посмотрел на нее, и в бездонных серых глазах Фиона прочла затаенную боль – те самые горе и скорбь, что он старательно скрывал от других.

– Увы, он не послушался меня и спрятался в обозе. Он проделал это так ловко, что я не подозревал о его присутствии до самого первого боя. Я оказался в самой гуще, и Господь свидетель, это было жестокое сражение. Это случилось уже под конец: я услышал, как Марк меня зовет. – Реймонд потер затылок. – Я был так потрясен, что застыл на месте, а он сжимал в руке свой детский клинок и бежал ко мне, сияя от счастья, ужасно гордый собой. Но враги не упустили своего шанса, и его ударили мечом. – Его голос прервался.

Фиона мигом оказалась рядом, чтобы обнять и утешить сильного и отважного мужчину, такого трогательно-беззащитного в эти минуты.