Он был прав: этого Джакоба понять не могла.

Однако она перестала возражать. Она молчала даже тогда, когда со стен были сняты зеркала эпохи королевы Анны, а из сейфа исчезли драгоценности ее матери.

Когда Джакобе исполнилось восемнадцать, она ожидала, что отец предложит ей поехать с ним в Лондон. Конечно, она понимала, он не в состоянии устроить бал, дабы ввести ее в светское общество, но он мог хотя бы познакомить ее с хозяйками салонов, которые, судя по газетным статьям, каждый вечер устраивали большие приемы, балы и вечера.

Надежды ее не оправдались: отец, как всегда, уехал в Лондон вдвоем с братом. Он только велел ей «быть умницей» и пообещал отсутствовать совсем недолго.

А когда Джакобе едва исполнилось девятнадцать, возвращение отца после очередного визита в столицу закончилось катастрофой.

Главный констебль сообщил ей о страшном крушении поезда, следовавшего из Паддингтона в Ворчестер. Она не могла поверить в смерть близких ей людей.

Похороны обоих братьев состоялись в небольшой деревенской церкви. Гробы были перенесены в семейный склеп.

О кончине лорда Бресфорда и его брата, достопочтенного Ричарда Форда, написали во всех газетах — особенно подробно в «Таймс» и «Морнинг Пост». И тем не менее на похоронах присутствовали только три их родственника. В тот момент Джакоба не могла осознать, насколько это ужасно для нее.

Одним из прибывших на похороны оказался двоюродный дядя, глубокий старик, который жил в соседнем графстве.

Две другие родственницы, пожилые двоюродные сестры, жили вместе в крошечном коттедже неподалеку от Малверна.

Джакоба знала, что их семья в незапамятные времена переехала в Англию из Корнуолла, но если там и оставались какие-то родственники, она ничего о них не слышала.

После похорон ей некогда было думать об этом: ее захлестнул поток счетов, хлынувший из Лондона. Оказалось, ее отец и дядя уже очень давно увязли в долгах. Вскоре пожаловали кредиторы, чтобы обнаружить ценности, оставшиеся в поместье дяди. Мистер Браунлоу, поверенный отца, сказал Джакобе, что придется продать все имущество, а также дома — Уик-Хаус, в котором жил ее дядя, и «Мезонины».

— «Мезонины»?! — потрясенно переспросила она.

— Боюсь, это так, — подтвердил поверенный. — И сомневаюсь, что денег от продажи имущества хватит, чтобы расплатиться со всеми долгами покойных.

Джакоба ошеломленно посмотрела на него и, помолчав немного, спросила:

— Вы… говорите и о нашем доме?

— Его тоже придется продать, конечно, со всем содержимым — хотя ваш отец уже распродал почти все ценное.

Девушка пребывала в шоке, но окончательно ее сразил аукцион, состоявшийся в дядином особняке.

Фамильные портреты ее предков пошли с молотка всего за несколько фунтов. Портрет матери, который она обожала, был продан, можно сказать, за бесценок!

Даже костюмы отца выставили на продажу.

Джакоба умоляла поверенного оставить хоть что-то из дорогих ей с детства вещей. Особенно больно было расставаться с вещами, принадлежавшими матери.

Мистер Браунлоу категорично заявил, что она имеет право оставить себе лишь то, что принадлежит ей лично, а все остальное подлежит продаже.

Джакоба едва сдерживала слезы, глядя, как лошадей отца и дяди уводят местные фермеры.

А когда аукцион закончился, она вернулась домой, где остались только кровать да два сундука с ее вещами.

— Сколько… сколько времени я могу находиться дома? — спросила она у поверенного, в отчаянии оттого, что ей некуда ехать.