А я вот, видишь, к тебе напросилась, — Радмила огляделась на всё прибывавших людей, раненых и хмурых. — Уж не знаю, что случилось у вас, но слыхивала, степняки у Денницы силу свою собрали.
— Собрали, — кивнула Зарислава. — Боги нас уберегли.
Радмила побледнела, но ничего не ответила. О многом было нужно поговорить, но наедине. Недолго размышляя, травница окликнула чернавку.
— Малютка, пойди приготовь для княжны покои. Да накажи трапезу сварганить. И вещи все забери.
Та кивнула, пустилась через площадь вперёд них.
И до того времени, как все собрались к дружинной избе на широкую братчину, а в горнице в тереме накрыли богатый стол по случаю прибытия гостей и было слышно, как вся княжеская братия переместилась за стол внизу, подруги уединились в женской стороне. Сперва Зарислава рассказала о степняках и Пребране, который во время наступления дружины Агдива на врага явился в острог и просил встречи с ней. Рассказала и о том, что помогла ему, чтобы тому хватила сил добраться до Волдара. Умолчала, что княжич целовал её дольше, чем подобает. Зарислава решила не сопротивляться, если ему стало от того легче покинуть её. Умолчала, как после она оттолкнула его и сказала, что не пойдёт с ним, и как позвала Всеволода. И чтобы вывести княжича из-под присмотра стражи, ей пришлось обо всём рассказать Пригоде, и та просила Гоенега отпустить Пребрана по добру.
Радмила выслушала её короткий рассказ, побледнела, и яркий огонёк, что играл в серых застывших глазах от масляных светцов, потух.
— Окаянный, совсем ум потерял, — выдохнула устало Радмила. — Ты сильно пострадала от него, Зарислава, — княгиня опустила взгляд, будто она, а не Пребран, виновата в том, что случилось тут. — Хоть Наволод и сказал, что Верна причинила зло ему, а до сих пор не верю, что брат мог такое совершить. Он же не был таким… никогда. Да, балагурил, да, гулял, но не шёл против воли, не принуждал…
Зарислава удивлённо подняла на неё глаза и нахмурилась.
— Верна?
— Ты же не знаешь… — горестно хмыкнула Радмила, будто рассказывала эту историю уже сотню раз. — Она нашла старуху, которая, верно, ничего не смыслит в привороте, и наворожила так, что врагу не пожелаешь. Хотела Верна себе Пребрана забрать, но оказалась рядом ты, а не она. Чернавка не со зла, знаю, она любила княжича, тот не отвечал ей. Её можно понять, много боли причинил ей братец, играя с чувствами, вот и получил по заслугам, невольно пострадали и те, кто был рядом. Выходит, не приворожила, а прокляла.
Зарислава смотрела на Радмилу, пытаясь осмыслить сказанное. Получается, не она брала с обидчика силы. Но едва настало облегчение, как тут же сковало сомнение, ведь свои-то чувства она помнит, как силы к ней прибывали, а княжич, напротив, чах на глазах. Что же выходит, не так всё? И ей нечего было пугаться? Зря, выходит, терзалась? А раны, которые остались после побега от степняков, они же зажили на ней за одну лишь ночь?! И радость её, как сон хмельной, спала. Боязно стало, ведь и дитя зачато, а чего ждать ей теперь? Ведь всякое может случиться, и знать бы, как справиться со своим даром, чтобы вреда никому не причинить. Верна виновата, но Зарислава тоже чувствовала вину за собой — если бы не пошла в ту ночь в баню с княжичем, ничего бы не случилось. И снова взяла тоска о том, что не ведает своего прошлого. Знать бы, откуда в ней этот дар — травами исцелять, быть может, тогда и решилось бы всё.
— Пребрана я не оправдываю, — перебила её мысли Радмила. — Но, какой бы он ни был, он мой брат… хоть и заслужил наказания, и… я благодарна Марибору, что отпустил…
Зарислава закаменела, мороз пополз по спине.
«Значит, всё же узнал… Узнал и ничего не сказал, ни словом не упомянул…»
Травница уж и не понимала, радоваться тому или нет, но тут же всполошилась:
— Так Марибор нагнал его?
— Главное, что Пребран больше не натворит бед, — попыталась утешить Радмила, накрыв ладонью похолодевшие пальцы подруги. |