Прошли месяцы с тех пор, как мы целовались, но не было никакой неловкости, никакого напряжения, как с другими парнями. Это было просто: как дышать, как толкать, как тянуть, как отдавать, как брать и снова отдавать. На вкус он как сахар с чем-то еще, чем-то глубоким и пряным. В определенный момент мы прерываемся, чтобы отдышаться. Я уже не держу в руке телефон, без понятия, куда он делся, да и мне все равно.

Паркер отодвигает волосы с лица, поглаживая нос, и проводит по щеке большим пальцем руки. Мне интересно, смог ли он почувствовать шрамы, кожа на которых была гладкой, но словно чужой, и я невольно отпрянула.

- Ты такая красивая, - говорит он, но я понимаю, что он имеет в виду, и от этого мне становится плохо; давно, целую вечность, на меня так никто не смотрел, как он.

Я покачала головой.

- Я теперь уродина.

Мое горло сжимается, слова с трудом проталкиваются наружу.

- Нет, - он берет мое лицо в руки, заставляя посмотреть на него. - Ты прекрасна.

На этот раз я поцеловала его. Напряжение ослабло: снова я почувствовала тепло, ощутила себя счастливой и умиротворенной, словно плавающей в самом прекрасном в мире океане.

Одной рукой он отодвигает ворот моей футболки, целуя меня от ключицы до самой шеи, проводит губами по подбородку, двигаясь к уху. Мое тело начинает дрожать, но в то же время мне жарко. Я хочу все, сейчас же, немедленно, и понимаю, что сегодня та самая ночь. Прямо здесь, в моей дурацкой машине, воняющей плесенью.  Я хочу его.  Хватаюсь за его футболку и притягиваю ближе, он издает что-то среднее между стоном и вздохом.

- Ники, - шепчет он.

Мгновенно все мое тело становится ледяным. Я отпускаю его, отскочив назад так, что голова ударяется об стекло.

- Что ты сказал?

- Что? - Он тянется снова ко мне, а я сбрасываю его руки. - В чем дело? Что не так?

- Ты назвал меня именем сестры.

Неожиданно чувствую тошноту. То, что я старалась отрицать - чувство в глубине души, что я недостаточно хороша и никогда такой не буду - возникает снова, словно чудовище поднялось из недр для того, чтобы поглотить моё счастье.

Он смотрит на меня, потом качает головой, вначале медленно, потом быстрее, набирая обороты, как будто отрицая.

- Никогда, - говорит он; на секунду вижу промелькнувшее чувство вины на его лице, и понимаю, что права, что все именно так. - Никогда. Я никогда бы…,что за черт, я имею в виду, почему бы я..?

- И, тем не менее, ты сделал это, я слышала.

Затем выскакиваю из машины и, не заботясь о том, что могу разбудить кого-то, хлопаю дверью так сильно, что, кажется, гремит вся машина.

- Подожди. Серьезно, остановись. Подожди.

Паркер уже вышел из машины и пытается перехватить меня прежде, чем я доберусь до дверей дома. Он хватает меня за запястье, а я, вырываясь, поскальзываюсь на траве, выворачивая лодыжку, и острая боль поднимается до самого колена.

- Отпусти.

Начинаю рыдать, даже не осознавая этого. Паркер останавливается и смотрит на меня со смесью ужаса и жалости, и, наверное, вины.

- Оставь меня одну, хорошо? Если ты меня так любишь, если хоть немного заботишься обо мне, просто сделай мне одолжение. Оставь меня, черт возьми, одну.

К чести Паркера, он это и делает: не следует за мной к крыльцу, не пытается снова остановить меня. А я, как только оказываюсь внутри, прижимаю лицо к холодному оконному стеклу, делая глубокий вздох, чтобы остановить рыдания, и вижу, что он уходит, не задерживаясь.

16 февраля: Ники

- Повтори еще раз. - Аарон прикусил мочку моего уха зубами и слегка сдавил. - Во сколько твоя мама возвращается домой?

Он заставил меня повторить это уже трижды.

- Аарон! - Смеясь, отвечаю я. – Нет!

- Пожалуйста.- Настаивает он. - Это так сексуально звучит.

- Её не будет.