- Умри, ублюдок. Сдохни.

  Резкий грубый голос зажег маленький огонек в моем уходящем сознании. Я знал, что мне изо всех сил нужно сопротивляться этому безумцу, поселившемуся в теле хрупкого мальчика. За мной было лишь одно последнее усилие – всадить нож в его тело, независимо оттого, смогу ли я дышать. Я собрал все оставшиеся силы, чтобы выбраться из поглощающего меня мрака, чтобы открыть глаза. Сквозь ночной туман и туман в моих заплывших глазах я увидел блеск лежащего у моей руки ножа, и понял, что фактически он в ней. Его нужно было лишь поднять и ввести в тело этого монстра, чьи пальцы все сильнее смыкались вокруг моего горла. Но все это показалось мне невозможным. Сил не осталось ровным счетом ни на что. «Давай, действуй», - скомандовал я себе. – «Действуй. Закончи это. Навсегда». Чувствуя резь в глазах, я сосредоточился на ноже. На это ушли остатки всех моих мыслей. Нож стал всем моим миром, лунным светом в конце туннеля, ориентиром, выводящим из смертельного мрака, как трясина, засасывающим всю мою жизнь. Я поднял руку, чтобы нож пробил его одежду и плоть. Все оставшееся от меня и моей жизни было сейчас на кончике этого ножа. И я лишь наблюдал, как нож, наконец, медленно опустился, толчком уткнувшись в его плоть, и начал в ней утопать. Я больше не думал о пальцах, которые стали частью моего горла, мрака, укутавшего все мое сознание, или затаившего дыхание мира в ожидании конца. Я видел только нож, который все глубже и глубже погружается в его невидимое тело.

  Крик боли заполнил воздух, полный ужаса телесных мук. И в тот же момент поток воздуха устремился в мои легкие. На свете не было ничего слаще этого воздуха, не было ничего ярче и красивей вновь улыбнувшейся мне жизни. Его пальцев на моей шее больше не было, хотя отпечаток боли от их продолжал напоминать мне о мраке, который еще за мгновение до этого поглощал меня. Я снова поднял нож и вонзил в его тело, и продолжал это делать, не в силах остановить уже свое собственное безумие, охватившее меня с ног до головы. Еще какие-то секунды он обнимал меня. Еще мгновение я слышал плач рыдающего ребенка, проснувшегося средь ночи в полном одиночестве. А затем он вдруг ослаб, отпустив меня и откатившись в сторону.

  Он знал, что обречен и умирает, когда лезвие поначалу лишь коснулось его тела, а затем, проникнув в него, прошло через его внутренности, от которых зависела вся его жизнь, чего прежде с ним не бывало. Он хотел, чтобы все это скорее закончилось, ему нужно было уйти с миром, а голос велел ему продолжать. Но он не хотел. К черту этот голос: «Продолжай, души его…»

  Боль была непреклонна, распространяясь через все его тело, будто огонь, поедающий его изнутри.

  «Ма…», - кричал он. - «Ма…» - и в этом крике он открыл глаза, чтобы увидеть, была ли она тут, но он видел только кровь - свою собственную. Лишь прежде, чем закрыть глаза в последний раз, он преодолел волю продолжающего беситься в нем голоса и зарыдал. Он услышал другой голос, голос его матери, который напевал ему о чем-то далеком. Он уже не мог разобрать слова или мелодию, он слышал лишь ее голос – откуда-то издалека.

  Он шел на ее голос.

  Во мрак.

  В никуда.

  Мальчик начал появляться из исчезновения в лучах лунного света медленно, постепенно, его тело появилось, будто изображение на фотобумаге в проявителе из моих слез.