- Правильно, - сказала я, гадая, у кого из нас нашлась бы храбрость спросить ее об этом.

  Как-то вечером у нее в квартире, после того, как был разогрет в духовке замороженный ужин, и мы, истощенные безумным днем в офисе «Брум», только начали есть, она сказала: «Мне нужно с тобой кое о чем поговорить, Сьюзен», - это был ее лучший голос из тех, что я слышала в офисе.

  Заставив себя взбодриться, я лишь ответила:

  - Да.

  Изнеможение на ее лице внезапно растворилось, она посмотрела прямо мне в глаза и сказала:

  - Исчезновение.

  Она почти разложила слово на слоги, и это прозвучало донельзя изящно.

  Я продолжала ждать.

  - Исчезновение, - снова произнесла она, затем: - Невидимость. Пропадание. Растворение в видимом пространстве.

  Теперь она ждала мою реакцию, в ее глазах горел вопрос, который я не смогла бы понять.

  Мне все еще нечего было ей сказать, и она продолжила.

  - Видишь, насколько невозможно звучат эти слова? А написанные на бумаге – они прекрасны. В уме – в твоем или моем, они также замечательны. Но вчера, ненадолго оставшись одной в офисе, закрыв дверь, я громко объявила: «Пол Роджет мог стать невидимым». И тут же, вслушавшись в эти слова, вышедшие из моего рта, я поняла, как невозможно они звучат. Попробуй сделать это, Сьюзен.

  И я попробовала:

  - Пол Роджет исчезал, становился невидимым, растворялся в видимом пространстве…

  - Видишь о чем я? – спросила Мередит.

  И мне все стало ясно.

  На бумаге, между первой и последней страницами рукописи, не было ничего невозможного. Но на самом деле можно было коснуться солнечного зайчика на ковре, мебели, мимо которой проходишь, открыть кран, из которого польется вода, ощутить головную боль и одиночество воскресным вечером. Изображения, созданные монахинями, глаголы, сравнения и метафоры станут лишь иллюзиями - словами на странице. И тогда исчезновение останется всего лишь еще одним словом.

  Наконец, в вагоне метро, переполненном толкающимися висящими на ремнях и поручнях людьми, она сказала:

  - Сегодня я произвела еще одну проверку. Мне помогла одна знакомая девушка из отдела исследований в «Таймс». Она запросила Ремзи, штат Мэн, и, оказалось, что этого города не существует, запросили монастырь Сестер Милосердия - его не существует также.

  Ее оттолкнуло в сторону, когда поезд начал резко тормозить, с надрывным воем проносясь мимо платформы следующей станции.

  - Мы проверили все старые курортные города с высохшими источниками. Снова: ничего, - возможно предупреждая мой ответ, она сказала: - Все, что мы не запрашивали, не существует вообще.

  - Тогда, зачем он перешел от реального Френчтауна к несуществующему Ремзи? – спросила я. - От первого лица Пола к третьему лицу Оззи?

  - Потому что все это – вымысел, беллетристика. Как и должно быть, Сьюзен, - в ее голосе было своего рода отчаяние.

  - Я знаю, - сказала я.

  Мы посмотрели друг другу в глаза и спустя какое-то время отвернулись друг от друга. Это выглядело объявлением перемирия – здесь, в переполненном вагоне нью-йоркской подземки, с грохотом несущего нас под улицами Манхэттена. Тем летом о рукописи мы больше не говорили.

  Но следующей ночью, уже лежа в кровати, я подумала о дедушке и о том, что он однажды мне сказал, когда я приехала к нему в Монумент. Об этом я не рассказала Мередит и даже не допустила сама, когда обнаружила и прочитала рукопись в ее квартире.

  За год до того, в октябре, когда в воздухе кружила разноцветная листва, и кругом была неописуемая красота, я приехала в Монумент поездом компании «B$M».