— Как твоя голова? — спросила Рэйни. Кажется, настал удачный момент: Дуги стал относиться к ней куда терпимее.

Тот просто пожал плечами — это был его ответ на большинство вопросов. Однажды, когда они вместе гуляли, он попытался вскарабкаться на дерево, сорвался и приземлился на пятую точку. Рэйни немедленно подбежала к нему, ожидая слез или по крайней мере мужественно сдерживаемого вскрика. Дуги же просто стряхнул с себя листья, вытер грязь и кровь и снова полез на дерево. Она видела это бесчисленное множество раз.

Ребенок казался абсолютно равнодушным к окружающему миру — к боли, стуже, жаре, голоду. Ничто его не тревожило. Когда Рэйни поделилась этим с Куинси, тот рассказал ей, что дети, которых часто обижают, иногда вырабатывают в себе способность отстраняться от действительности. Это что-то вроде блокировки, объяснил он; ребенка бьют, а он просто ничего не чувствует.

Тогда Рэйни впервые задумалась о Стэнли Карпентере и о том, что Дуги, возможно, сказал правду. Недостаток улик тем не менее по-прежнему ее озадачивал. Если Стэнли бьет приемного сына, почему у Дуги нет синяков?

Пару недель назад ее вдруг посетила жуткая догадка. Это случилось вскоре после того, как Дуги начал всерьез ее ненавидеть.

— Не могу найти камень, — сказала она. — А ты?

— Тоже. — Дуги снова зашлепал по мокрому полу. Так он развлекался и, видимо, грелся.

— Странно, — пробормотала Рэйни. — Я думала, в подвале всегда полно разного барахла: сломанные инструменты, старые игрушки, обломки кирпича. Кажется, наш общий друг тщательно следит за порядком.

Дуги перестал брызгаться. В полумраке она увидела, что он нахмурился.

— Дуги, — негромко сказала Рэйни, — ты же знаешь, я полицейский. Меня учили выпутываться из таких передряг. Я вытащу отсюда нас обоих.

— Но у тебя…

— Чтобы выбраться из подвала, волосы ни к чему, — пренебрежительно ответила Рэйни.

Взгляд Дуги упал на ее руки. Он знал, что такое порезы, и прекрасно все понимал.

— Вот что мы сделаем, — бодро сказала Рэйни. — Мы разобьем эти лампочки. А потом начнем громко стучать в дверь и требовать пищи, воды и теплой одежды. Поднимем такой шум, что ему ничего не останется, кроме как открыть дверь. Вот тогда мы и поиграем в прятки.

— Я не люблю играть в прятки.

— Это хорошая игра, Дуги. Он начнет нас искать, а мы будем от него бегать. Будем перемещаться с места на место, как привидения, очень быстро. Прежде чем он освоится в темноте, постарайся подняться по лестнице. Когда окажешься наверху, беги как можно быстрее. Прочь из дома, к ближайшим соседям. Все, что тебе нужно сделать, — это попросить их вызвать полицию. Пусть едут сюда.

Дуги был не дурак.

— На месте этого типа я бы взял с собой пушку, — объявил он. — Точнее, хотя бы пушку. А еще змею.

— Этот тип вместе со своей пушкой и змеей — моя проблема, Дуги. Я просто хочу, чтобы ты взобрался по лестнице.

— Я люблю змей.

— Давай договоримся: если он принесет змею, ты ею займешься. Но если он придет с пушкой, ты побежишь наверх. Обещаешь?

Дуги задумался над ее предложением и наконец кивнул. Поплевав на ладони, он потер их одну о другую, Рэйни сделала то же самое. Они обменялись рукопожатием — это было что-то вроде клятвы. Один раз они уже так делали, когда Дуги предложил показать ей свой тайник с сокровищами и она поклялась, что никому не откроет его местонахождение.

Она хорошо помнила тот вечер: серый туман, окутывающий покрытые мхом стволы деревьев; узловатый старый дуб с дуплом — как раз подходящего размера, чтобы спрятать в нем железную коробку; бесстрастное выражение на лице Дуги, когда он достал обгоревшую фотографию матери и ее покрытые сажей четки.