Изменить размер шрифта - +
В конце улицы он выбросил ее труп на тротуар.

Куинси добрался до зарослей рододендронов. Он уже занес ногу для следующего шага, когда кусты вдруг зашевелились.

— Пригнитесь! — крикнул Кинкейд.

Куинси присел. Из кустов вылетел ворон.

— Мать твою! — Кинкейд выстрелил.

— Это всего лишь птица, Кинкейд! Прекратите стрелять, ради всего святого.

Кинкейд опустил пистолет. Он дрожал всем телом, глаза его расширились. Он снял палец со спускового крючка, но по-прежнему не менял позы, каждый мускул был напряжен. Куинси это чувствовал.

Его взгляд блуждал по сторонам, он ни на чем не мог сосредоточиться. Они оба сломались. Начали как профессионалы, а потом превратились в мальчишек, которые забрели на местное кладбище и насмерть перепугались.

— Я ничего не вижу, — отрывисто произнес Кинкейд.

— Я тоже.

— Уверен, если бы он был поблизости, то понял бы, что мы следуем его дурацкой карте.

— Наверняка.

Кинкейд глубоко вздохнул, потом выдохнул. Наконец его отпустило, пистолет снова скользнул в карман. Сержант сделал несколько шагов.

— В рапорте мне придется сообщить, что я открыл огонь, и все благодаря этой чертовой птице, — пробормотал он. Сержант, видимо, был страшно обескуражен, но по крайней мере не пал духом.

— И вдобавок вы промахнулись, — закончил Куинси.

— Ч-черт, мне следовало бы стать бухгалтером. Вы когда-нибудь об этом подумывали? Мой отец бухгалтер. Может быть, не самая интересная работа в мире, но зато он почти все лето свободен. А главное, вряд ли ему приходится бродить по кладбищам и искать таинственных незнакомцев. Сидит себе за столом и складывает цифры. Я так тоже могу.

— А я всегда хотел быть учителем. Конечно, пришлось бы по-прежнему проводить массу времени, общаясь с бандитами, но по крайней мере в самом начале их жизненного пути и до того, как они успеют убить полдесятка человек.

Кинкейд уставился на него:

— У вас интересный взгляд на вещи.

— На вечеринках я желанный гость, — заверил его Куинси.

Сержант вздохнул и принялся рассматривать землю в поисках крестика.

— Так что вы говорили? Насчет Лиса?

— Ах да. Мистер Паркер заплатил выкуп, и Лис выбросил из машины труп его двенадцатилетней дочери. У Мэрион были отрублены ноги, вытащены внутренности, а под веки подставлены проволочки, чтобы девочка казалась живой. Потом полиция собирала ее внутренние органы по разным районам Лос-Анджелеса.

Кинкейда, похоже, замутило.

— Господи Иисусе, неужели это правда?

— Это было очень громкое дело.

— В 1927 году? И ведь тогда еще не было жестоких видеоигр. Поверить не могу. Но ведь это случилось почти восемьдесят лет назад! Сомневаюсь, что сейчас мы имеем дело с тем же самым парнем.

— Разумеется, не с тем. Лис мертв. Мистер Паркер узнал в нем своего бывшего подчиненного. Его арестовали и через год повесили.

— Другими словами, к нашему делу он не имеет никакого отношения. — Кинкейд нахмурился. — Один подписался Лисом, другой подписался Лисом… Возможно, подумал, что это круто звучит.

— Настоящее имя Лиса — Уильям Эдвард Хикмэн, — негромко сказал Куинси.

Кинкейд замер.

— «У.Э.Х.».

— И обратный адрес — Лос-Анджелес.

— Ох, черт… Разве этот тип может быть нормальным? По-моему, даже в тюрьмах чересчур много смотрят телевизор.

— Псевдоним, карта, кладбище… — Куинси сделал широкий жест. — С чем бы мы ни имели здесь дело, я сомневаюсь, что все это только ради денег.

Быстрый переход