Сьюзан Хаббард. ИсчезнувшаяИная - 2
Посвящается тем, кто никогда не вернется
Мысль о наличии у человека и темной стороны, состоящей не только из мелких слабостей и недостатков, но и из абсолютно демонического динамизма, пугает. Человек редко осознает что‑либо из этого; с его позиции как личности невозможно представить, что он при каких бы то ни было обстоятельствах выйдет за пределы себя самого. Но дайте этим безобидным созданиям образовать толпу, и возникает неистовое чудовище; и каждый отдельный человек – только крохотная клеточка чудовищного тела, поэтому, на радость или на горе, вынужден сопровождать его в его кровавом буйстве и содействовать ему до конца. Смутно подозревая о наличии этих мрачных возможностей, человек закрывает глаза на темную сторону человеческой природы. Карл Юнг. Психология бессознательного, 1912
Люди губят природу. Духи деревьев и скал, лишенные своих обиталищ, вселяются в людей, потому что им больше некуда деваться. Неудивительно, что в стране царит хаос. Ким Мьонг‑Сун, корейский муданг (шаман) «Нью‑Йорк таймс», 2007
ПРЕДИСЛОВИЕ
Кто‑то стоит в дверном проеме моей спальни и наблюдает, как я сплю, а потом – как я открываю глаза. В полумраке мне не разглядеть, кто там стоит и смотрит на меня. Но в следующее мгновение я уже рядом с наблюдателем, закрываю дверь и двигаюсь по коридору в сторону отцовской спальни. Мы не открываем дверь, но знаем, что он спит там, внутри. Мы чувствуем запах дыма. По мере приближения к кухне дым становится виден, серая масса волнами завивается по коридору. Из кухни льется тусклый свет, и вот уже мы видим пламя – белые языки, пронзающие серые клубы, – и смутные силуэты двоих мужчин. Я слышу щелчок замка и крадусь прочь, стараясь не дышать. Я на четвереньках уползаю от огня. Я не разжимаю губ, но дым уже во мне, и легкие пылают. Вопль «Помогите!» застревает в горле, не успев оформиться в слово. Выныривая из сна, я слышу, как утробное рыдание – первобытный звук, который старше языка, – зарождается у меня в груди. Из темноты доносится мамин голос: – Ариэлла! Что стряслось? Она садится на краю кровати, берет меня на руки и укачивает. – Расскажи. Зачем мы рассказываем свои сны тем, кого любим? Сновидения непонятны даже тем, кому снятся. Акт пересказа представляет собой тщетную попытку расшифровать неразгадываемое, ввести элемент значительности туда, где он, скорее всего, отсутствует начисто. Я рассказываю маме свой сон. – Ты снова оказалась в Сарасоте. – Речь ее взвешенна и спокойна. – В ночь пожара. – Кто были эти двое? Она понимает, что я имею в виду силуэты. – Не знаю. – Кто запер дверь? – Не знаю. – Мама обнимает меня крепче. – Тебе снился плохой сон, Ариэлла. Но теперь он кончился. «Был ли это сон? – гадаю я. – Закончился ли он?»
За несколько дней до своего четырнадцатилетия я проснулась в стеклянном гробу, камере кислородной терапии для угоревших. На другом этаже больницы в аналогичном устройстве пришел в себя мой отец. Третьим из спасенных пожарниками Сарасоты был Малкольм Линч, старый папин друг. Бригада «скорой помощи» доложила, что они обнаружили у него в бумажнике водительское удостоверение. Но когда их фургон подъехал к больнице, носилки оказались пусты. Следствие показало, что пожар возник в результате возгорания этилового эфира, крайне легковоспламеняющейся жидкости. В кухне обнаружили пустую канистру, но проследить, откуда она взялась, не удалось. |
