– Не бубни, надоел. Тебя, между прочим, не звали, сам захотел.

– Меня Маринка звала.

– Вот ей и рассказывай про лесоповал.

За разговором не заметили, как вернулись Гордеев с Лосем, взяли ещё по два полена, посмотрели укоризненно.

Лёша дёрнул Костю за рукав, чтобы заткнулся, Костя от неожиданности уронил полено, нагнулся поднять, уронил второе и громко выматерился.

– У нас ненормативная лексика запрещена. Ещё раз услышу, больше ко мне не придёте, – пригрозил Гордеев. Лёша не выдержал, вступился за друга:

– Дров поленница целая, обошлись бы.

– Дрова есть, – согласился Гордеев. – Сегодня есть, на завтра хватит, на послезавтра не останется. А так – пришли, костёр разожгли, и никакой мороз не страшен.

– А эти? Васька и этот… Виталик. Почему дрова не таскают? Только мы должны таскать, полдня бежали как ненормальные, полдня с дровами этими… Отметили Восьмое марта, – не сдавался Лёша.

– У Виталика в спине железо, как у Евгения Плющенко. Нельзя ему тяжёлое поднимать. А Васька… Вы, ребята, костёр разжигать умеете с одной спички? Не умеете. Вы и с одного коробка его не разожжёте, зимой-то. А ручей знаете где? Метров пятьдесят по глубокому снегу. Воды донесёте два котла? Не расплещете, по снегу-то? Во-оот. А Васька принесёт, и костёр у него жаркий, и дрова ещё уложить надо, если как попало класть, они гореть не будут.

– В следующий раз попробуешь, – улыбнулся Гордеев. – Будешь костровым. А мы с Васькой сухостой попилим. Васька пилить умеет, а вот ты… Тебя как зовут-то? Лёшей? Ты учти, Лёша, костёр надо разжигать быстро, иначе замёрзнут все. Это на лыжах в лесу тепло, а без лыж богу душу отдашь, без костра-то.

Парни молчали, смотрели куда-то в сторону. Сделали выводы – каждый свои. Гордеев тоже сделал. И высказал Лосю: не тех людей привёл. Одна у костра сидит, манерничает, другие бодаться пробуют, как бараны.

Гордеев с Лосем крепко поругались:

– Не води ко мне непроверенных людей!

– Я откуда знал? Ты руководитель, ты и проверяй.

Лось обиделся и после «торжественной части» ушёл. Вместе с ним ушли «непроверенные ребята». Лось знал, что будет концерт, что Надя будет петь (гитар у них больше нет, но есть магнитофон), но остаться не мог, и не мог больше видеть Гордеева. Вынул из рюкзака коробочку, подошёл к Наде, сунул торопливо:

– С праздником тебя, Надёк. Вот держи. Вспоминай меня. Ты отличная девчонка. Только парня не того выбрала.

Надя хотела сказать, что не его, Лося, дело, кого она выбрала. Но к ней подошёл Васька:

– Надь, ты это… извини. Я с ними поеду. Друга бросить не могу. Поеду я. Ты это… Мы тебе на подарок скинулись, а это лично от меня.

Гордеев ухватил Диму за рюкзак:

– С собой хоть возьмите, что ж ты ребят голодных поведёшь?

Не слушая возражений, завернул в салфетку бутерброды с икрой, которые не успели съесть, вязку полукопчёной колбасы, буханку «Орловского». Со «сладкого» стола схватил не глядя пакет с пряниками и вафельный торт, сунул Лёше с Костей:

– В рюкзаки убирайте. Съедите, день впереди длинный… Счастливо вам!

И долго смотрел в спины уходящим ребятам. И Васька с ними. Вот же парень! Не зря он в театральном училище учится. Артист. Девушку бросил, с другой уехал. У них это просто, у артистов.

Надя держала в руках плоскую коробочку, перевязанную лентой, на которой написано: «С праздником!». Какой тут праздник, когда плакать хочется. Васька не позвал её с собой, уехал с Мариной. Надя глубоко подышала, чтобы не заплакать при всех. А кто все-то? Виталик и Гордеев.