Первым шел Дикий, и Егор держал между ними дистанцию в полсотни метров, повторяя его маневры. Вдруг Дикий сошел с трассы и, устремившись в лес, мгновенно скрылся за стеной заснеженных елей. Егор резко надавил на пятки лыж, притормаживая, и, ловко войдя в его лыжню, ускорился, надавив на носки.

Впереди, прямо над лыжней, нависла огромная ветка, низкорослый Дикий лишь слегка пригнулся, поднырнув под нее, а Егору пришлось низко присесть, но она все же неприятно прошелестела по шлему. В лесу у Егора автоматически включился режим внетрассового катания, имевший свою специфику. Скрывшегося за деревьями Дикого не было видно, а по оставленной им свежей лыжне лыжи Егора двигались с ускорением. Чем дальше он отъезжал от трассы, тем становилось тише вокруг, слышен был только скрип лыж по слежавшемуся, с подмерзшей коркой снегу.

Особенность езды по лесу заключается в том, что места для торможения практически нет, и, набрав темп, нужно ловко маневрировать среди деревьев, высматривая свободные полметра, чтобы немного сбросить скорость. При этом необходимо успевать просматривать траекторию впереди, отмечая наличие препятствий в виде лежащих деревьев и низко свисающих веток, представляющих угрозу для головы. Происходит быстрая смена картинок, и нет времени на обдумывание следующего маневра, изменение положения тела. Рассудочное мышление полностью отключается. Все действия лыжник совершает на уровне подсознания, свято веря в то, что оно не ошибется. В такие моменты Егору казалось, что он раздваивается, наблюдая, словно со стороны, как ведет себя его двойник.

Он обожал каталку по лесу – она требовала полной мобилизации всех сил и внимания. Многократно увеличивалась нагрузка на ноги, отчего они сразу начинали ныть, но взамен он испытывал неимоверное наслаждение, граничащее с эйфорией. Впереди лыжня Дикого снова повернула в сторону трассы и вышла из леса.

Оказавшись на лыжной трассе, Егор почувствовал облегчение и расслабился, словно пересел с болида «Формулы 1» на электромобиль паркового аттракциона.

Внизу, сдвинув очки на шлем, его ожидал улыбающийся Дикий. Егор подъехал на скорости, сделал разворот на месте прямо перед ним, обдав его вихрем поднявшихся снежинок.

– Я на следующий кружочек. А ты чего стал?

– Жду трамвай. – Дикий усмехнулся и подмигнул. – Или вагоновожатую.

В жизни редко случается, чтобы прозвище из детства неотступно сопровождало человека всю жизнь, даже если оно созвучно с фамилией. Владимир Диков заработал прозвище в глубоком детстве, и оно следовало за ним по жизни. «Дикий и есть дикий» – так его часто характеризовали. По образу жизни он был одержимым экстремалом, увлекался всем, что способствовало выбросу адреналина. Дикий гонял на мотоцикле по пересеченной местности, прыгал с парашютом, на рафтинге проходил особо сложные пороги, занимался акробатикой на водных лыжах, а катаясь на горных, увлекся фрирайдом и решил заразить этим друзей. Внешне он не производил особого впечатления: плохо запоминающаяся внешность, чуть ниже среднего роста, но широкий в плечах, коренастый. На первый взгляд он выглядел тяжеловесным увальнем, но на самом деле был очень подвижным и прекрасно владел своим телом. Егор познакомился с ним три года назад на тренажерах в Гидропарке. Их сблизила любовь к спорту и экстремальным приключениям, и хотя те часто заканчивались травмами, это не делало ребят более осторожными.

Двадцатисемилетний Егор смахивал на польского киноактера Даниэля Ольбрыхского в молодые годы, когда тот снимался в фильмах режиссера Ежи Гофмана. В его чертах улавливалось что то дикое, бесшабашное, хотя, в отличие от Володи Дикова, он умел вовремя остановиться и удержать друга от безрассудных поступков. Но это не мешало друзьям в шутку называть себя «парочкой диких».