— Ну, — снова заговорил незнакомец, — на что же вы решились, батюшка?

— Милостивый государь, — отвечал отец Серафим твердым голосом, — не принимайте в дурном смысле того, что я вам скажу.

Незнакомец поклонился.

— Я не знаю вас, — продолжал священник, — я встретился с вами ночью, при таких странных обстоятельствах… вы с непонятным для меня упорством настаиваете на свидании с молодым человеком, в котором я принял участие из чувства христианского милосердия, и мне кажется, что я не имею права допускать вас к нему.

Досада омрачила лицо незнакомца.

— Вы правы, батюшка, — отвечал он, — обстоятельства против меня, но, к сожалению, теперь я ничего не могу сказать вам, а между тем время бежит, и мне дорога каждая минута. Все, что я могу сделать для вашего успокоения — дать вам торжественную клятву, что я прошу об этом не с дурным намерением… Я еще раз повторяю вам, что желаю только добра тому человеку, которого вы подняли… В настоящее время я караю великое преступление и надеюсь, что Господь поможет мне в этом деле, как помогает Он и всем, посвятившим себя добру.

Незнакомец произнес эти слова с такой искренностью и таким убедительным тоном, что миссионер почувствовал себя побежденным. Он поднял вверх висевший у него на груди крест и, обращаясь к своему странному собеседнику, сказал:

— Клянитесь!

— Клянусь, — отвечал тот твердым голосом.

— Хорошо, — сказал священник, — теперь вы можете войти в комнату… Я даже не стану спрашивать у вас ваше имя.

— Мое имя ровно ничего не скажет вам, батюшка, — произнес незнакомец печальным голосом.

— Идите за мной.

Войдя в комнату, незнакомец обнажил голову и встал в углу.

— Не обращайте на меня внимания, батюшка, — проговорил он тихо, — и верьте данной мною клятве.

Миссионер отвечал только кивком головы.

Раненый все еще не подавал никаких признаков жизни и, бледный, неподвижно лежал в том же положении, как его опустили на постель.

Отец Серафим подошел к нему.

С осторожностью и кротостью, свойственными только вполне отрекшимся от мира и посвятившим свою жизнь на пользу ближнего, принялся он ухаживать за раненым.

Но все употребляемые им средства не давали никакого результата, и молодой человек все так же продолжал лежать пластом.

Дон Пабло с безнадежным видом покачивал головой.

Миссионер одно за другим употребил все известные ему средства для того, чтобы привести Шоу в чувство, но безуспешно.

Тогда к постели раненого приблизился незнакомец.

— Святой Отец, — проговорил он, слегка касаясь руки миссионера, — вы сделали все, что доступно человеку, но все ваши усилия не принесли никакой пользы.

— Увы! Да, — отвечал печально миссионер.

— Не позволите ли вы теперь мне попытаться привести его в сознание?

— Неужели вы думаете, что будете удачливее меня? — спросил с удивлением священник.

— Надеюсь, — спокойно сказал незнакомец.

— Но вы же видите, что я употребил все средства, которые предписываются в таких случаях.

— Совершенно верно, батюшка, но индейцы обладают некоторыми тайнами, известными только им одним, и эти таинственные средства производят изумительное действие.

— Да, я слышал об этом. Значит, вы тоже знаете эти таинственные средства?

— Да, мне известны некоторые из них и, если вы позволите, я испробую действие их на этом молодом человеке, который находится в безнадежном состоянии.