- Тамара, ты неправа, - сказал отец. - У нас в стране, как это ни парадоксально, образование намного лучше. Поэтому за наших молодых специалистов за рубежом нередко идут серьезные драчки. Зачем Алле американская школа?
Но мать уперлась - ни в какую - только Америка!
Еще Алла поначалу пугала Петра разным цветом глаз: то они у нее карие, то голубые. Оказалось, линзы.
Так началась совсем новая жизнь.
Тоня сразу расцвела, похорошела, плакать перестала. Наняла мастеров, и они быстро привели в порядок старую дедову хибарку. Теперь она напоминала сказочный домок-теремок. Козаностра упорно вопила дурным голосом и поворачивалась к дому задом. Она явно не переносила нового русского духа, которым запахло вовсю.
- Хулиганка! - весело орал дед. - Террористка!
А Маша, Даша и Саша вдруг разом, сговорившись, выдвинули предложение-требование о своей учебе в городе. Дескать, снимут они там комнату - деньги у родителей есть - и бросят свою деревенскую учебу за восемь километров каждый день. Тоня согласилась, хотя Петр ворчал, что рано, ох как рано девок одних в город пускать. Мелкие красотульки со своими обидками и проблемками.
- Да не в Москву ведь! - сказала Тоня. - Туда я бы ни за что... А тут у нас городок маленький, под боком, недалеко... Пускай себе жизнь строят! Образование толковое получают. В деревне чему обучат? Одна училка на все классы... И детей-то - одиннадцать душ на всю школу.
И Петр смирился. Жизнь вынуждала и не то принимать за милую душу.
Девочка Алла была приветлива и ровна. Ее родители тоже. Деньги платили исправно. К зиме даже повысили зарплату. За верную службу.
Дед Архип радовался:
- Хорошо ты ее хранишь-сберегаешь, Петька! Ординарец прям Чапаевский. Ностра вон на твоих харчах бока себе нажрала, будь здоров! В дверь сарая едва пролазит, мафиозина...
Петр часто, оглядываясь, вспоминал свое дворовое детство. Ностальжи...
Такси - страшная редкость, на которую денег у родителей вечно не хватало, а о бомбилах тогда никто слыхом не слыхивал. И никаких тебе ремней и подушек безопасности. Зато мило подмаргивающий зеленый глазок. Садись - довезу! И как всегда хотелось откликнуться на это предложение...
Деревня летом... От станции - телега, запряженная кроткой по старости, еле бредущей лошадкой, и это - не сравнимое ни с чем удовольствие. Керосинка, на которой бабушка жарила окуньков, пойманных дядькой на удочку из орешника, с поплавком из винной пробки со спичкой. Яблоки, зеленые, незрелые, от которых мучительно сводило скулы... сворованные из соседского сада, а потому такие сладкие... Первый вкус удачи - не поймали!
Желтые одуванчики цыплят и жизнерадостно кудахчущие бабушкины куры, не подозревающих о птичьем гриппе. Пыхтящая яичница по вечерам. Совершенно безопасная.
Воду пили из колонки на углу, а не из пластиковых бутылок. Кока-кола... Это смешно.
Дворовое московское детство... Мальчишки иногда уходили из дома утром и бродили весь день по улицам, возвращаясь, когда зажигались уличные фонари. И матери не могли найти их по мобильным, о которых тогда и не подозревали. Петька с приятелями часто резали руки и ноги, дрались до крови и ходили в синяках. Не было игровых приставок, компьютеров, сотни каналов спутникового телевидения, компакт-дисков, интернета, видиков. Зато воскресными вечерами Петька с братом неслись смотреть мультфильмы к добрым соседям.
Сами мастерили тележки и самокаты из досок и подшипников, найденных на свалках. Катались на простеньких великах, наматывая на их спицы цветную проволоку. Ей и ручки оплетали, и плели из нее колечки. Дарили девчонкам. Те краснели от восхищения и гордо носили на тонких пальчиках. Хвастались друг перед другом. Бриллианты... Это смешно.
Еще к великам цепляли куски пластика или картона, чтобы один конец попадал в спицы. Тогда получался звук настоящего мотоцикла. |