|
Но по мере того, как она переставала бояться своей собственной слабости, с нелогичностью, свойственной женской натуре, Анжелика порой испытывала нечто вроде сожаления и смутной печали. Колен... Голубая глубина его глаз, пьянеющих от ее присутствия, первобытная сила его объятий. Тайна, известная только ей, принадлежавшая ей одной в сокровенных глубинах души. Почему нельзя любить, подчиняясь внезапным порывам своего сердца, своего тела, почему качество и сила любви должны зависеть от трудностей выбора?.. Разве некоторое непостоянство несовместимо с большим чувством? Что это - истина или иллюзия, идущая от воспитания, провозглашающего верность супругу главным долгом чести для жены? Не зря ли она сама возводит перед собой ненужные препятствия? Если бы она уступила Колену, сколь чудесен был бы момент их любви, а Жоффрей... Жоффрей об этом никогда бы ничего не узнал. Она почувствовала, что краснеет при одной только мысли об этом. Резко подставив голову морскому ветру, она сказала себе: "Надо забыть, забыть во что бы то ни стало". Силуэт острова Макуорт растворялся вдали, все еще сверкая, как драгоценная корона в отблесках сумерек цвета зеленой мяты. - Я вижу, вижу там Белую Шапку! - воскликнул , маленький Сэмми. Олд Уайт Хэд - так называется по-английски большой гранитный купол, увенчивающий островок Кашинг. Его стопятидесятифутовая громада высилась над входом в бухту поселения Портленд. Пресная вода суши и соленая вода моря, смешиваясь в накатах волн, образовывали вдоль берега густую пену. Подхватываемая ветром, она оседала на сером граните купола и, высыхая, делала его похожим на большую шапку, а иногда на голову пожилого человека с седыми волосами, - в зависимости от освещения. Снизу скалы были белыми от пены, а выше - от бесчисленного множества сидевших на них птиц. Каких птиц и зверей там только не было в эти последние дни июня с его интенсивным и коротким цветением: тюлени, птицы по прозванию пуритане, крячки, чайки, бакланы, фомки, морские разбойники, морские сороки. Все кругом утопало в птичьем пуху. Чуть пройдя вглубь, здесь можно было встретить тюленя, забавно вышагивающего на задних лапах, большущего "пуританина" в оперении, напоминающем судейскую мантию. Под ногами то и дело попадались птичьи гнезда с яйцами, ракушки морского гребешка, лангусты, крабы, устрицы, мули, кучками лежавшие на водорослевой подстилке, плотной, как ковер; и над всем этим висел постоянный птичий гомон, такой громкий, что желающим быть услышанными приходилось переходить на крик. - Не высаживайтесь! Не высаживайтесь! - закричали скопившиеся на острове беженцы при виде их барки. - У нас не осталось продовольствия, нас здесь слишком много. Скоро не хватит ракушек, кончаются боеприпасы для охоты. Мэуин рулил, стараясь удерживать лодку на одном месте. Маленький Сэмми приложил руки рупором ко рту: - На скале Макуорт полно индейцев, - крикнул он, и звонкий тембр детского голоса пробился сквозь шум прибоя и гвалт птиц. - Будьте осторожны, как бы вас здесь не перерезали... - Откуда ты, малыш? - Из Брансуик-Фолса, с границы. - Что произошло на севере? - Все погибли, - крикнул мальчик своим легким голосом, и слова его летели, как ноты флейты. Прилив был такой высокий, что лодка могла подойти к самому причалу, но Мэуин не сделал этого, как бы откликаясь на настойчивые просьбы первых поселенцев. Однако, он продолжал внимательно, с любопытством разглядывать берег. Тем временем толстая женщина с высоко подоткнутой юбкой, занятая ловлей лангустов в расщелинах скалы, окликнула его. |
