|
Рука Колена - на пояснице, на бедрах - овладевала ею, вела разведку, протискивалась меж ее ног туда, в то заветное место, где кожа нежна, как шелк, а ласка беспредельна. - Нет, Колен, только не это, умоляю тебя... Я умоляю тебя! Отдаленная гроза озаряла темно-красными сполохами беспредельную черноту ночи. На столе за спиной Колена горела свеча, которую он принес с собой. Но для обнаженной, почти потерявшей сознание в его руках Анжелики не было ничего, кроме ночи, и огромного, как ночная бездна, Колена, прильнувшего к ней, обволакивающего ее своей темной необузданной страстью. Крепко держа и неослабно лаская ее тело, он искал губами ее уста, но она упрямо отводила лицо то вправо, то влево, как на последнем рубеже обороны. - Ласкунья ты моя! - нежно шептал он, как когда-то прежде. Наконец, ему удалось прижать свои губы к ее устам, сразу же ощутившим теплое щекотание его бороды. Не выпуская ее затылка из своих железных рук, теперь он замер в полной неподвижности, как бы смирившись перед барьером ее сомкнутых губ. И вот уже ей самой захотелось проникнуть в секрет печати, которую губы его наложили ей на уста, умоляя ее ожить, откликнуться. Губы ее приоткрылись, поддаваясь жадному зову внезапного голода, приближающемуся таинству поцелуя. Это был охмеляющий диалог, поиск более нежный и деликатный, чем само обладание, все еще робкое любопытство, благодарность, признание, открытие, и та звенящая, негасимая искра, от которой вспыхивают в крови желание и блаженство, а в голове зажигается солнечный пожар. Это было слияние навеки, никогда не утоляемая жажда, райский вкус небытия, сочная мякоть плода, предлагающего себя голоду, ответ, еще ответ.., каждый раз все нежнее и полнее, и вот уже вымаливаемое тело само торопится пасть на алтарь ритуального пира любви. Сила Колена взяла верх и, опрокинув ее, пригвоздила к постели. - Нет, Колен!.. О, прошу тебя, моя любовь, не надо. Сжалься надо мной, я больше не могу.., больше не могу.., сопротивляться. Его колени все мощнее давили на ее сжатые ноги, стремясь в последнем, неодолимом нажатии надежно раздвинуть их... Раздался крик: - Я возненавижу тебя! Сама она уже почти не слышала своих слов. - Богом клянусь, я тебя возненавижу. Колен! Он замер, как пораженный молнией, как пронзенный кинжалом. На какое-то время наступило молчание. Колеблющееся пламя свечи отбрасывало на стены каюты нетленную тень людей в ночи, бесконечно повторяющуюся с незапамятных времен единую тень мужчины и женщины, сплетенных в объятии для любви... Резким движением Анжелика вырвалась из плена могучих рук Колена и соскочила с койки с такой безумной стремительностью, что повалила стол, и упавшая свеча сразу потухла. В руках у нее оказалась шаль из индейской ткани, которой она накрылась перед сном. Лихорадочно закутываясь в нее и больно ударяясь, она стала загораживаться столом от Колена, не видя, где он: в каюте было совсем темно, да и ночь была безлунной, небо затянулось тучами, сгущался туман. Она догадывалась, что Колен готовится к прыжку, как зверь. - Анжелика! Анжелика! - раздался в темноте его голос. Это был страшный крик обманутого желания, душераздирающий крик отчаяния. - Анжелика! Шатаясь, он двинулся вперед с протянутыми руками, но наткнулся на стол. - Молчи! - сказала Анжелика тихим голосом, сжав зубы. |
