Значит, оставить себе? А это страшно, чего уж там. Участвовать в чужой комбинации, целей и средств которой не понимаешь, — кисло, товарищи. Особенно, если не понимаешь целей. Да и со средствами не всё просто. Конечно, рапортануть о якобы случайной находке всегда успеется, но… Так и не решил, короче.
Решил сейчас. Покойный Конда подсказал.
Это что же, я теперь любого могу? — прыгало в голове новоявленного «носителя смерти». И мне ничего не будет? И никто не узнает?.. Но постойте, постойте… Да у меня ж тогда — целое меню! Дефектная ведомость гадов! Что Конда, подумаешь — какой-то следак…
Но как в таком случае быть с девицей? Гаргулия что-то там намекал про отношения с женщинами: типа — запрещено. Гнать бабу или что?
Ладно, об этом позже. И так голова кругом…
— Странно вообще-то, — сказал Дыров. — Мы понимаем, зачем Конде было прятаться в больнице. Переждать, вот и весь сердечный приступ. Захотел бы, его бы хоть завтра выписали.
— От кулака рока не спрячешься.
Дыров поморщился:
— Шути-шути… пока. С утра поднимется такой хай, копать начнут…
— А кто шутил? — восстал Виктор.
В коридор высунулась девица, глядя вопросительно. В кабинете звонил телефон.
— О смысле жизни задумался? — осведомились в трубке. — Чего не отвечаешь?
— Я отвечаю за всё, — парировал Неживой.
Это был Матвей Лобок. Фамилия та ещё, почище, чем у Конды. Папин подарок ко дню рождения. Как он, бедолага, живёт? Скрытые и явные ухмылки, сопровождавшие Матвея с детства, — не в них ли причина той особой говнистости, которую часто называют умением работать с людьми?
— Ты сейчас где? — спросил майор Лобок.
Ну и ну. Звонить по служебному с вопросом «ты где» — это как же надо мозги засрать.
— Я к тому, что не выходил ли ты куда, — пояснил Лобок.
— Я вообще только что пришёл.
— Не вступал ли кто с тобой в контакт? На улице или, может, в Управлении?
— Только в половой.
— Балбес! — сорвался дед Матвей. — Я тебе не в игрушки играю!
— А во что ты играешь? Объясни по-человечески, потом ори.
Голос в трубке помедлил.
— Сделаем так, Витя… Я сейчас на свой перезвоню.
Грянули короткие гудки. Так-так, подумал Неживой. По телефону Лобка, значицца, говорить можно. А по остальным — с оглядкой и опаской… Он положил трубку на рычаг и посмотрел на гостью. Та демонстративно скучала, сидя на одном из столов и помахивая голой ножкой. Дурочка… По-прежнему не воспринимала ситуацию всерьёз, думала, кавалер — приколист.
В кабинете было четыре стола, четыре сейфа и столько же телефонных аппаратов — по количеству офицеров в группе. Когда ожил аппарат у окна, Неживой развёл руками и снял трубку:
— Сам-то откуда звонишь, дед?
— Сам-то? — переспросил майор Лобок. — Из сортира. Сижу вот и думаю, как бы подтереться без бумажки.
Чудной был у него голос. Не милицейский какой-то. Не лисий и не волчий, не свинцовый и не пуховый, не кислотный, не щелочной… пустой.
— Что случилось? — изобразил Неживой беспокойство.
Опять тянулась пауза.
— Идиотская была задумка, — сообщил человек с того конца телефонной линии. — Скажи спасибо, салага, я не пустил тебя в это дело. Выбросил из списка отобранных кандидатов. А то завинчивал бы ты сейчас свою башку потуже, как я свою завинчиваю. Чтоб не открутили…
Виктор глубоко вдохнул носом и медленно выдохнул. |