— Если допустить, что… Ну, в общем, это очень опасно, Наташ. И не только для тебя — для многих. Если ты что-то сделаешь не так, может получиться не просто дорога, как у твоего пра-пра… в общем, деда. Может черт знает что получиться. Ты ведь не знаешь, что там теперь. Думаешь, ты справишься? Думаешь, это тебе по силам? Я понимаю, что ты хочешь отомстить, я и сам этого хочу, но тут нам нельзя ехать только на своих чувствах.

— Оставлять все как есть тоже нельзя. Бездействие — не лучший выход в данном случае. Может быть, ты не понял — она растет, и это может обернуться такой катастрофой…

Слава досадливо мотнул головой.

— Я спросил тебя не об этом. Ты сама как чувствуешь — сможешь справиться?

— Только при тех условиях, которые я тебе назвала.

— Условия будут, — Слава сморщился и потер лоб. — Елки! Голова раскалывается. Да, у меня есть знакомые и… я все устрою. Ручаюсь, пока ты будешь работать, никто по этой дороге не поедет. С пешеходами сложнее, но ничего, что-нибудь придумаем. Можно там поковыряться, снять кое-где асфальт для видимости работ…

— Лучше не надо — вдруг она догадается и покалечит кого-нибудь. Не знаю, что теперь у нее на уме.

— Черт! — воскликнул Слава и ударил ладонью по перилам. — Это же просто идиотизм какой-то… Ладно, разберемся. Нужно назначить день. Когда у тебя будет готов холст?

— Мне нужно найти деньги, позвонить одному человеку, договориться — я ведь не специалист по холстам да и к тому же у меня сейчас всего одна рука. Грунтовка сохнет долго — даже с сиккативами дня три, но от них качество холста снижается, а картина должна храниться долго… Нет, никак не меньше недели.

— Хорошо, пусть будет неделя. А ты сможешь работать с одной рукой?

— Вполне, — Наташа откинула с лица прядь спутанных волос и внимательно, недоверчиво посмотрела на Славу. — Ты так просто взялся мне помогать. А что, если все это — тонкий шизофренический бред? Осложненный маниакально-депрессивным психозом?

Слава от души расхохотался, на секунду став прежним Славой, которого Надя иногда называла своим смягченным вариантом — его шутки веселили, а не ранили, и смеялся он всегда искренне.

— Термины-то какие знаешь — специально что ли учила — под прилавком втихаря психиатрию изучала?! Натуля, ни один сумасшедший в жизни не признается, что он сумасшедший. Это аксиома.

Услышав знакомую интерпретацию своего имени, Наташа вздрогнула — едва заметно, но Слава увидел, и смех исчез из его глаз, и весь он опять как-то ссутулился, словно состарившись. Его правая ладонь постучала по перилам.

— Вот здесь то, во что я верю, — ладонь скользнула в сторону, — а вот здесь то, во что не верю. Я сейчас здесь, — его ладонь встала на ребро, — а это значит, что я допускаю. Но чтобы понять, где мне следует оказаться, ты знаешь, я все-таки должен увидеть картины. Те, которые были в сундуке.

Наташа покачала головой.

— Ты не знаешь, чего просишь.

— Вот именно — не знаю, — Слава внимательно посмотрел на дорогу, потом — на тонкое бледно-розовое сияние на горизонте. — В общем, мы договорились. Гляди, уже светает. Нам обоим скоро на работу, так что пойдем-ка — до срока успеем еще задавить часика два. Магазин мой там, может, уже обанкротился давно. А может, и магазина-то уже и нет.

— Да, хорошо, — сказала Наташа и хотела уже уйти с Вершины Мира, но тут что-то заставило ее повернуть голову — словно чьи-то ладони прижались к вискам и надавили, вынуждая смотреть в нужном направлении.