Ты же сам говорил...
Я сам говорил. И мне было не жаль. Я даже за него радовался. Искренне. И так же искренне я ему подарил книгу под названием «Проклятые поэты» и даже понятия не имел, как дорого обойдется ему тот подарок.
В тот день было солнечно и тепло. И спать хотелось невыносимо. Сережа стеснительно улыбнулся в ответ на подарок, положил книгу рядом с собой на парту, а я направился на галерку... спать. Разбудил меня грохот: мой блудный кот, проходя мимо парты белокурого Сережи, сбросил на пол подаренную мной книжку. Нечаянно, наверное, но меня это тогда уже насторожило: Сашка был, вообще-то, достаточно ловким парнишей и чужие книги обычно не ронял. Но, наверное, я так бы и забыл о происшествии, если бы проходящая мимо стола Сережи староста не подняла с пола странный листок бумаги.
– Твое? – спросила она Сережу.
Тот лишь пожал плечами, а я почему-то взгляда не мог оторвать от синего листка бумаги с темными вензелями. Что за… и почему мне так тревожно?
А Зойка тем временем развернула листок и начала читать… вслух. Дура. Полная дура. Но и я, наверное, не умнее…
Я слушал и ушам своим не верил…
«Я тебя не искал — ты явился сам».
Это что было?
«Летним солнцем в осенние листопады».
Стихи?
«Значит, правильно, значит, судьбе так надо,»
Да ну?
«Чтобы я стихи для тебя писал…»
Искал-писал? Стихи от мужчины мужчине? И подложить мог лишь один человек… всего один… ведь томик-то я отдал Сереже совсем недавно, и никакого листка бумаги в нем не было. У меня привычка проверять книги прежде чем отдавать, всегда проверять.
Я смотрел на своего блудливого кота и читал растерянность в его глазах. Видимо, он ожидал от меня другой реакции: гнева, истерики, – а получил лишь радость. Да, я был рад, потому что блудливый кот нарвался, перегнул палку. Захотел представить меня геем… дурак. Полный дурак. И не знает еще, как сильно попал. И если раньше я просто игрался, то теперь все будет всерьез.
Саша вздрогнул и отвел взгляд, моя парта содрогнулась от удара – прилетевший невесть откуда Сережа швырнул о стол книгу, закричал:
– Я занят! Понял! Другим стишки пиши! – и залепил мне пощечину.
Что же, может, и заслужил, нечего было блудливого кота дразнить. А выбежавшего из аудитории Сережку все же жаль. Надо будет объясниться… и надо будет поставить Сашу на место. Потому что с такими вещами не играют. Я еще помнил Игоря и его судьбу повторять не собирался.»
Только дописав, я понял, как голоден. Но выйдя из комнаты, нырнул обратно, оставив дверь приоткрытой: Игорь ругался с кем-то по телефону.
– Откуда у тебя мой номер?... Ты охренел? Не смей меня искать, не смей приходить к моим родителям… Плевать я хотел… Что хочешь, то и говори и кому угодно... А ты не знаешь почему, не догадываешься?... Нет, я не думаю возвращаться… У меня уже другой парень есть, а ты проваливай из моей жизни, сейчас!... Какой нах концерт, срать на концерты!
Он бросил трубку о стенку и сполз в кресло, закрывая лицо ладонями. Выйти поесть я так и не решился. И той ночью мы с Игорем молча глотали водку, а на столике заливался мелодией мой мобильный.Прости, Саша, но сегодня я тебя не заберу. Звони своей блондинистой, пусть она тебя забирает.
Только почему же ты такой настырный, а? И почему телефон Игоря, который все же пережил знакомство со стенкой, тихонько жужжал всю ночь, а на светившимся дисплее высвечивалось короткое имя: "Миша".
И в дверь звонили несколько раз. Но я всего лишь усмехнулся и спросил Игоря:
– Кого-то ждешь?
– Счас! – ответил тот, продолжая упиваться водкой.
– Я тоже не жду. |