Он будто не услышал, продолжая мелко дрожать. Я один за другим осторожно выбрал листики из его волос, поглаживая мокрые щеки Игоря тыльной стороной ладони. Я боялся дышать. Боялся смотреть в его широко раскрытые глаза, в которых клубился ужас и стыд, на его слипшиеся от слез ресницы и искусанные до крови губы. Я достал из сумки, заставил его надеть и молча застегнул на нем легкую куртку, чтобы хоть немного скрыть слезы грязи на футболке. Заставил его натянуть прямо на шорты штаны, сам застегнул застежку ремня, пока он стоял, не осмеливаясь поднять на меня взгляда. Но хоть не дрожал уже и не плакал, и на том спасибо.

– Иди! – приказал я, и он пошел.

Безвольно, как баран на веревочке. А куда ему деваться – в этом мире я был единственным, кто его считал человеком.

Мы медленно шли по разбитому асфальту. Молча. Рука об руку. Два человека, которые еще вчера почти друг друга не знали. Прошли мимо начинающих цвести кустов акации, поднялись на четвертый этаж, не отрывая взглядов от побитых временем ступенек. Игорь уже не плакал – такие, как он, на людях вообще плачут редко – вошел в мою квартиру, бросил куртку на пол и поперся в ванную. Сидел он там долго, наверное, пару часов, вышел в одном обернутом вокруг бедер полотенце, с до крови содранной на плечах кожей. Чувствовал себя грязным. Как же я его понимал. Я тоже так себя чувствовал. Только до сих пор не отдавал себе в том отчета. А насмотревшись на Игоря…

– Тебе не противно? – спросил он, вновь опустив голову.

Он боялся на меня смотреть, а все равно говорил… страшные слова говорил:

– Если противно, я пойму. И уйду. Ты только скажи.

Знал бы он… насколько мне было не противно. Я понимал, что мои чувства не в тему, но не мог удержать невольной дрожи. Молодой парень передо мной. Идеально вылепленное тело танцора, плавные, гибкие движения, перекатывающиеся под кожей кубики пресса. Хорошо, что я сидел. Стоять бы я сейчас, наверное, не смог – колени не держали.

– Нет, – честно ответил я.

И, сам не зная почему, добавил:

– Не вини Петра. Он боится, понимаешь?

– А ты что понимаешь?

– Я такой, как и ты.

– Такой? – Игорь медленно поднял голову, и в тусклых глазах его появился огонек жизни.

И я понял, что надо делать. Или чего не надо, сложно сказать. Я просто встал, подошел, притянул его к себе и поцеловал, несмело, неловко, будто и целоваться не умел. Игорь замер на миг. И когда его глаза вспыхнули желанием, когда он прижался ко мне, вплел пальцы в мои волосы и впился в мои губы жарким поцелуем, я не поверил, что все это реально. Он хотел в этот миг быть любимым. Я хотел искупить вину. За себя, который не вмешался, за сверстников, которые втоптали его в грязь. На наш долбаный, криво устроенный мир. Мать твою! Я не виноват, что я такой, какой есть! Он не виноват!

– Возьми меня, – прохрипел Игорь, когда я нашел в себе силы оторваться от его пухлых губ.

Я великолепно знал, что нельзя, но не мог и не хотел отказывать. У меня крышу снесло. Я схватил его за руку и, втащив в спальню, швырнул на кровать, срывая с него полотенце. Я оторвался от него на миг, чтобы стянуть через голову футболку и с облегчением услышал его разочарованный стон. Я жадно пил сладость его губ, одновременно подготавливая его к продолжению. Я пытался быть нежным. Я боялся, страшно боялся его ранить и в то же время страстно его хотел. Я бы не зашел в тот день дальше касаний и поцелуев, но Игорь убивал меня своей страстью, цеплялся в меня, как в последнюю соломинку, плакал и умолял поторопиться. Если б я был постарше и поопытнее…

Но прошлое не терпит слова «если».