Изменить размер шрифта - +
Я не верил своим глазам, но знал: это правда. (Я уже больше года живу в состоянии шока, в котором мир оказался только сейчас. Говорю это не бахвалясь.)

В обоих случаях я выдавил из себя простейшее, идущее из самых глубин: Ну нет!

Нет, да. Да. Да. Я этот мир принимаю, принимаю его как он есть.]

 

Он провоцирует вопросами о таможне готовящуюся к выезду из страны жену К. И вообще, предназначенные для вывоза вещи «смотрит столько людей», что «ловчить не имеет смысла», к тому же у них и нет особо ценных вещей. Достаточно ли надежен адвокат С.? (От Поллачека мы знаем, что он в разработке.) Подобное дело может решить любой, «даже ты, или кто-то другой».

Р. в дурном настроении, ее собираются отправить на пенсию, дескать, коль она разъезжает по заграницам, значит, заработок ей не нужен. Ловкий трюк. Сын ей пишет — но только открытки. А это считает трюкачеством уже Поллачек: дело в том, что, в отличие от писем, открытки не контролируют.

К. наконец уезжают. Свою комнату они сдают другу И. А., в чем агент усматривает новые возможности.

М. К. сказал нечто вроде того, что если эта страна была для нас хороша на протяжении тысячи лет, то почему мы сегодня должны относиться к ней по-другому. Такой же позиции придерживался и мой отец: тот же трезвый пафос, рассудительный патриотизм. Эта фраза демонстрирует взгляды аристократии, для которой традиция, знание прошлого и естественное, спокойное к нему отношение оборачиваются неожиданной выгодой даже в самых обыденных, бытовых ситуациях. Не знаю, может ли говорить следующая фраза о чем-либо, кроме личного краха, или же она означает лишь то, что человек не всесилен? Я пытался затрагивать актуальные политические темы (Вьетнам, Ближний Восток), но он никак не реагировал.

Интересно, требовали ли все эти целенаправленные беседы постоянной концентрации, то есть напряжения, или он, как обычно, просто трепался, время от времени «корректируя курс»? Иными словами, страдал ли он, как и сколько страдал?

Г. Т. показал ему альбом с фотографиями, на нескольких я узнал бывш. регента Хорти, на что он заметил: «Эти снимки прошли через органы» (…) С Б. Д. контакты его в настоящее время ограничиваются тем, что он отчитывается ему о лосином гоне, а Д. посылает ему охотничий календарь. Знаем, что посылает.

Он должен зайти к Р. и сообщить, что до сих пор не получил ответа от В. о том, действительно ли ее сын отправил ей письмо. А также написать В. и попросить его разыскать сына Р., сказать ему, что человек, с которым можно отправить письмо, вполне надежный и проч. Примечание: Письмо отвезет «жена Ковача», которая опустит его в Вене в почтовый ящик.

Интересующий нас Эмануэль, по всей видимости, — князь Лихтенштейн, с которым Л. А. состоит в родственных отношениях. Задание: (…) Выяснить, какова история оказания помощи, как, каким образом, по каким каналам И. А. получает материальные средства для распределения?

 

Б., состоящий в родственных отношениях с И. А., вынужден съехать с квартиры, однако, пишет агент, Матяш Эстерхази просил содействия у вдовы Михая Каройи, благодаря чему заявление Б. о предоставлении ему жилплощади было принято в исполкоме XI района и он был поставлен на очередь. Вот он, добрый самаритянин, истинный христианин, настоящий католик.

 

[Иерархи венгерской католической Церкви до сих пор отказываются от люстрации, опасаясь того, что обществу станет известно, кто из них был агентом. Это бы еще можно было понять, принимая во внимание, к примеру, автономию Церкви или то обстоятельство, что она подотчетна отнюдь не парламенту, а Риму, не говоря уж о Господе Боге. Но почему же они не воспользуются возможностью добровольной люстрации? Ну разве не легче взглянуть в глаза своим слабостям тому, кто, скажем, верит в вечную жизнь, чем тому, кто все поставил на кон здесь, на земле? Ведь легче же тому, кто стремится к небесной гармонии (шутка).

Быстрый переход