Но тут же с мрачной решимостью сказал себе, что чем скорее… они покончат с тем, что им предстоит, тем лучше. Он легонько, ради вежливости, постучал и распахнул Дверь.

Просторная комната была освещена лишь одним канделябром, стоявшим возле кровати. Сама же кровать была задрапирована бархатным пологом и напоминала папский трон.

Кровать была внушительных размеров, на высоких ножках, сверху она была покрыта покрывалом из белого горностая, простыни и наволочки были оторочены тончайшим венецианским кружевом.

На этой огромной кровати едва можно было рассмотреть маленькую фигурку, застывшую в напряженном ожидании.

На секунду Кельвину показалось, что он ошибся и зашел не в ту комнату.

Подойдя к кровати поближе, он увидел вовсе не то, что ожидал. Вместо темноволосой, крупного телосложения молодой женщины он увидел на кровати какое-то воздушное создание.

На маленьком личике, обрамленном светлыми волосами, сверкали огромные глаза.

Эта маленькая девочка, совсем еще ребенок, смотрела на него с таким страхом, какого ему еще не доводилось видеть ни на одном женском лице!

Кельвин Уорд остановился у кровати.

Он видел, что жена его вся дрожит, что ее пальчики, тоненькие и нежные, стиснули друг друга с такой силой, что костяшки побелели.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом молодой человек недоверчиво спросил:

— Вы боитесь меня, Серафина?

Наступила короткая пауза. Наконец робким, едва слышным голосом она, запинаясь, пролепетала:

— В… вы такой… огромный и… хмурый!

Впервые за сегодняшний день Кельвин Уорд улыбнулся.

— Ну, меньше я стать не могу, однако постараюсь больше не хмуриться.

Он заметил, что Серафина еще крепче сжала руки, потом тихонько прошептала:

— М… могу я… п… поговорить с вами?

— Ну конечно. У нас ведь до сих пор не было возможности побеседовать друг с другом.

Говоря это, он сел на край кровати лицом к жене.

Серафина вздрогнула всем телом.

Пытаясь отстраниться от него как можно дальше, она вжалась в подушки.

— Я вас внимательно слушаю, — ласковым, как ему самому показалось, тоном проговорил Кельвин Уорд.

Он увидел, что щеки Серафины стали такими же белыми, как наволочки на подушках, глаза же были очень темными и испуганными.

— Я… я хотела… сказать… вам, что… я… трусиха.

— Трусиха?

— И ничего… не могу с этим… поделать. Я стараюсь… изо всех… сил быть… храброй… но все время… чего-нибудь боюсь.

— Может быть, вы расскажете мне, что вас так пугает? — попросил Кельвин Уорд.

Серафина не ответила, и он понял, что она пытается подобрать нужные слова. Наконец ей с трудом удалось выговорить:

— Вы… наверное… сочтете меня… абсолютно невежественной… Я знаю… что когда… мужчина и женщина становятся… мужем и женой… они что-то делают… вместе, но никто не рассказывал мне… что именно.

Она помолчала, а потом чуть слышно продолжала:

— Если бы вы… сказали мне… что вы… будете делать… прежде чем… начнете… я постаралась бы… не бояться.

Теперь она дрожала еще сильнее, чем прежде. Кельвин Уорд с изумлением смотрел на свою жену.

— Следует ли мне понимать вас так, Серафина, что никто никогда не рассказывал вам о супружеской жизни?

— Мне… не с кем… было… поговорить на эту тему, — ответила она. — Мисс Колвилл… это моя гувернантка… никогда не говорила… о таких вещах… а слуг ведь я… не могла… расспрашивать.