Я думал, что Ваня и сам понимает, что в лесу мы сидеть долго не сможем, но он удивился. У нас банально патроны кончатся, их и так мало осталось, минут на двадцать активного боя, а дальше все. Нет, мы пойдем к танкистам, вот те обрадуются-то!

Мы отстреливались почти час. Благодаря тем фрицам, что зашли в лес глубже других, мы немного пополнили свои боеприпасы, это и позволило нам отбиваться так долго. Но и этому наступал конец. Мы были уже на окраине, когда парни из дозора подскочили к нам.

– Командир, танки отошли за поле!

– Вот же гадство, раскусили, – зло бросил я.

– Поле нам не перейти, – задумчиво произнес Иван.

Становилось очевидным, что моя затея не выгорит. Почти все были ранены, Борт, зараза, как всегда, цел и невредим, а вот у меня вновь по лбу кровь течет, чем-то вскользь прилетело.

– А надо! – заключил я. – Слушай приказ, братцы…

Рассредоточившись, мы прыснули в разные стороны. Поле было укрыто высокой травой, вполне хватало, чтобы укрыться от наблюдения, поэтому мы и бросились туда. Вокруг стояла стрельба, даже немецкие танкисты пытались нас достать, но тщетно. Поле мы проскочили и, блин, выперлись прямо на танки врага. Четыре немецких танка и около взвода пехоты охренели от нашего маневра, увидев так близко. Это оказалось для врага полной неожиданностью, ведь пока мы ползли, то не стреляли, поэтому немцы и не знали, где мы точно находимся. А их товарищи все еще с кем-то воюют в том лесу, где мы устроили бой.

Не поднимаясь из травы и не выходя на открытую местность, мы разом ударили по пехоте. Тогда я и понял, что мы все вышли, до этого и я ведь не видел, кто из нас где идет. Говорю же, трава высокая. В несколько очередей удалось полностью нейтрализовать пехоту, да, грохнули мы их всех. Танкисты пытались отстреливаться из пулеметов, для орудий целей не было, но и пулеметы им не помогли. Когда зачистили пехоту, быстро окликнув и получив отзывы от ребят, мы бросились на танки. Сблизившись так, что сразу пришлось прыгать на броню, заметил, что нас мало.

– Валерка где-то в поле остался, да и Васьки тоже не видать, – крикнул мне Олег, оказавшийся со мной на одном танке. Нас было мало, а танки надо было захватить все, иначе нас посшибают пулеметами с брони.

– Разберемся потом, наверное, – ответил я, так же крикнув: – Занимайся этим, там один бесхозный остался!

Я вновь оказался на земле и рванул к тому танку, что пытался пятиться, уходя в сторону своего лагеря. До него, кстати, пара километров будет, не меньше. Что удивило, так это то, что враг растерялся. Нет бы повернуть башни друг на друга и пулеметами нас обработать, так нет, танкисты тупо пятились к дороге. Проблема была в другом, я хотел непременно захватить одну-две машины, но как выковыривать из них танкистов, непонятно. На всякий случай сдергиваю с себя ватник и пытаюсь накрыть башню командира, хотел закрыть ему обзор. То, что сделал дальше командир «моего» танка, это образец того, что делать нельзя, первое правило. У него на броне враги, а он, дурень, люк распахнул и лезет, морда наглая, с пистолетом наружу. А морда действительно наглая, как у меня, наверное. Делаю тычок, даже не кулаком, растопыренными пальцами, и надо же, попадаю куда надо – в глаз. Немец, наверное, закричал, но было не слыхать, двигатель сильно грохочет, да и лязг «гуслей» был также не тихим. Я же, в отличие от немца, поступить глупо был просто обязан, что и сделал. ТТ в руке, а я ныряю в открытый люк головой. Внутри едва успел вывернуть руку с пистолетом, как мне в лицо прилетела плюха. Дважды жму курок, понимая, что даже не смотрю туда, куда стреляю. Через пару секунд придя в себя, добиваю обойму и с удовлетворением отмечаю, что в живых остался, похоже, только гитлеровский мехвод. Просто не дотянуться до него, а патроны все, каюк.