Выспался хорошо, несмотря на то что Валера разбудил, а не сам встал.

– Я мотор слыхал, да и лошадь в ту сторону смотрела, – сообщил мне боец, когда я окончательно встряхнулся, вытирая лицо снегом. Мороз вроде как помягче стал, а может, это из-за того, что мы чуть южнее Москвы сейчас? Впрочем, лицо все равно сцепило от холода и стало зябко.

– Громко? – спросил я, уточняя, а Валера уже тянул мне кружку с горячей водой.

– Далековато, если ты об этом. Я, вообще, думал, показалось, но Зорька туда смотрела, навострив уши, вот я и решил, что все же не кажется.

– Зорька? – удивился я.

– Ну а что, скотине так без имени и ходить? Мы с ней так хорошо ночь коротали…

– Ты хоть не спал?

– Ты что, командир?! – завелся Веревкин.

– Ладно-ладно, не кричи. Ел уже?

– Тебя ждал, давай вместе.

– С удовольствием, а потом ложись сразу, – я чуть задумался. Как же хреново без часов!

Немного поклевав, ну, перекусили точнее, отправил Валерку спать. Тот, на удивление, не пошел под елку. Забрался под брюхо к лошади и тут же уснул. Как ему не холодно? Или там, наоборот, жарко?

Скучно так просто сидеть. Пошевелил угли в костре, сбивая с бревна огонек, нечего тут светить, пускай тлеет, тепло и так идет, встал и решил размяться. Снегу, правда, много, он в лесу рыхлый, не примятый. Это потом, ближе к февралю начнет твердеть, когда оттепели пойдут, а пока такой вот, пушистый даже. Ходил кругами, постепенно расширяя радиус. Как вышел на окраину, даже не понял. А ведь мы глубоко уходили. Уже хотел поворачивать, как тоже, как и Валера ранее, услышал звук мотора. Блин, да это же не на земле! Задрав голову вверх, только сплюнул, небо было затянуто тучами. Как они там летят, ведь ни фига же не видно? Или облачность только тут, внизу, а выше чисто? Я стоял и водил глазами по небу, пытаясь хоть что-то разглядеть, когда услышал:

– Стой, не поворачиваться! – голос был… да вот какой-то несерьезный он был. Говоривший, видимо, никогда и никому не приказывал, тем более на войне.

– Да я и так стою, – равнодушно пожал я плечами, – дальше чего? – Показалось, или говоривший подбирал слова?

– А вот командир сейчас придет, он и скажет! – он, наверное, даже выдохнул с облегчением, когда это сказал.

– А ты чего, не можешь? Ведь мы уже с тобой говорим! – я усмехнулся и чуть повернул голову.

– Стой, не поворачиваться! – но было поздно. Меня держал на мушке тщедушный мужичок. Про таких говорят – с ноготок. Телогрейка на нем висела мешком, валенки размеров на десять больше, смешно было, еле сдерживался. Автомат, а в руках у того был немецкий МП, смотрел на меня.

– Слышь, мил человек, шел бы ты своей дорогой, а? – начал я, как тут из ближайших кустов вывалился Валерка, а за ним трое в таких же телогрейках.

– Старшой… – буквально проскулил Веревкин.

– Эй, хлопцы, вы чего у меня друга обижаете? – насупился я. Неужели, как в июне сорок первого, на предателей нарвались…

– Тоже мне командир! – сплюнул один из неизвестных. – Боец спит, а он гуляет!

– Так тут, кроме вас, и нет никого, – заметил я.

– А тебе мало? – Они уже обступили нас. Нас, потому как Валерке дали легкого пинка и тот сидел на заднице возле меня и хлопал глазами.

– Мне? – задумался я. – Да хватит, пожалуй.